Поскольку предыдущая моя визитка бесследно исчезла, да и не особо удачным то начало было - спешу завести новую, с надеждой, что сей почин не будет столь напрасным) Зовут меня Дмитрий Лебедев, мне 34 года. Сколько себя помню - всегда интересовался историей. Здесь "живу" в "Наполеоновских войнах". На моей странице буду предлагать к обсуждению спонтанные, исторические и не очень, темы) А также загадки, которые, как многие заметили, очень люблю)
Фото:
Daddetc для форума.jpg [ 40.92 Кб | Просмотров: 2754 ]
Полтава 1709 г. Вообще, то что пережили предшествующей зимой шведы, в десятки раз страшнее того, что пережили зимой 1812-го французы. И как они под Полтавой на ногах стояли - вызывает искреннее удивление. И ещё поражает меня нынешнее отношение украинских властей к личности Мазепы. Ведь страдания шведов в огромной степени произошли от самоотверженности украинского народа, который предпочитал погибнуть, чем кормить иноземных захватчиков. И, то, что Мазепу сейчас превозносят - это предательство украинскими властями своего собственного народа, а не язык в сторону русских. А вот русские, по-моему, наоборот должны благодарить Мазепу. Блистательный Карл стремительным маршем идёт на восток. Следом богатейший обоз, способный обеспечить даже затянувшуюся компанию. Неизвестно, чем бы это закончилось для русских, но тут в лагере появляется смутьян Мазепа, и Карл поворачивает на юг, на встречу собственной гибели...
Ну раз надо писать о себе... Ещё я иногда балуюсь сочинительством. Нижеследующий опус, не совсем в моём стиле правда, стал хитом интернета. Его забрали себе многие сайты, и хотя ему уже четыре года, продолжает приносить хорошие баллы литпортале. Правда, тут немного ненормативной лексики, но из песни слова не выкинешь.
Сочинение на тему осень
Я люблю осень. Хотя и очень холодно, но кругом много луж и грязи. Вот так придёшь домой, замёрзший, усталый, но довольный, и в грязных ботинках наследишь от души, а мать снимет один с тебя и по морде, по морде. Тоже, стало быть, осени радуется. А бывает, солнышко через серость проглянет, доброе такое, тёплое, ласковое. Не такое как летом. Вот так зажмуришься, и лицо-то солнышку подставишь. И чувствуешь, как тепло то разливается. Со лба, да ниже, по переносице, да к губам… Лизнёшь - говно. Птицы, стало быть, на юг собралися. И на душе светло-светло. А можно ещё клиновых листьев собрать. Разных, жёлтых, зелёных, красных. Притащишь домой охапку с гнилью, с окурками. Всю комнату такой красотой засрёшь, оно пожухло уже, а выкинуть жалко. Ведь какой труд вложен. А другой раз из школы вернёшься, а мать всё и выкинула. Ну тут обязательно истерика. Визжишь, головой об стенку бьёшься, Кулаками машешь. Ну тут, конечно, доктор приедет, укол сделает, успокоит. Лежишь на кровати, в окно на серое небо сквозь голые ветки пялишься - красота. Люблю голые ветки на фоне серого неба. Так часами пялишься, не шелохнёшься. Мать подойдёт, палкой тыкнет - живой ли? Живой, успокоился. Отстегнёт от кровати - обедать пора. Сидишь, щи хлебаешь, а сам всё в окно. «Как в школе?» - спросит, как в душу насрёт. Теперь её очередь истерить. Руками, ногами. А я под уколом, у меня сил-то сопротивляться и нету. Ну мать поколотит, поколотит и, умаявшись, сядет. И завоет. И на разные голоса, да то тихонько, то навзрыд. И я от обессиленности-то чуть-чуть тоже подвывать начну. И вместе мы трели рулады выводим. То мать, как белуга, а я тихо, по-мышиному, то она потише, да с мелодией, а я вроде уже со словами: «Ой-ё-ё-шечки», да «Ай-я-яй». И такая в душе тоска становится, а на то она, известно, осень и тоскливая пора. А то вон за грибами ходили. Полдня грибы искали, полдня - меня. Да так и не нашли. Сели, вздохнули, помянули. Собрались домой, а тут и я воротился. «Смотри, мама, чего набрал», - и показываю полну жопу репьёв. Ды ботинки промокли, ды на морде краска какая-то. А где в лесу краску нашёл, так кто ж меня знает? Ну, пенделей огрёб, и домой. А на утро в школу. А учительница: «Чё от тебя воняет?» Дык осень загадочная пора, много в ней разных красок, да запахов. Дык ведь учительница, она душа простая, приземлённая, куда ей природы красоты. «Курил, - говорит,- сволочь?» А что у меня штаны по колено в дерьме, того и не чует. Так вот и Пушкин страдал, наверно, осенью-то. Сжимала тоска сердце, всё познать-постичь хотел, ды, видать, учительница запрещала. Так и помер, непознавши. Нам познавать завещал. Вот мы, в меру своих детских сил, грызём гранит неизвестного, и затрещины получаем, чтоб не жевали на уроке. «Унылая пора, очей очарованье…» «Осень-осень, ну давай у листьев спросим…
По…здим с берёзою, по…здим с осиною Про края далёкие, за морями синими Спросим мы у ясеня, спросим мы у тополя, Что душа так мечется, словно ветер во поле
Ты скажи мне, ивушка, ты скажи мне, милая, Для чего досталась мне жизнь моя постылая. У кустов ракитовых попрошу прощения За минуту слабости жертвы несварения.
Повяжу верёвочку на дубовой веточке Подари спокойствие сердцу малолеточки… Как от той верёвочки жопа стала с просинью Вы спросить попробуйте у дождливой осени.»
Ну если разрешат свою страницу вести - нормальные рассказы выложу. Или вот, тоже про осень, для контраста)
Мы шли по засыпанному жёлтыми листьями осеннему парку. Весело болтали ни о чём, пинали шуршащее огненное месиво, щурились от ветра, курили… Точнее, я курил - она шла чуть в стороне, и ей, чтобы наслаждаться окружающим, пронизывающим естество великолепием, не нужно было вдыхать поработивший мою душу дым вишнёвых сигарилл. Она была восхитительна – рыжые, под стать времени года, взъерошенные волосы, ярко-зелёные, как и привычно моей больной фантазии, глаза, да и вообще – красивая до ужаса, ею нужно просто молча восхищаться, а не марать бумагу описанием развиваемого ветром плаща непонятного цвета, и пересказыванием ноктюрна высоких сапог исполняемого на ковре осенней аллеи… Да, она была прекрасна, и мне было очень легко и хорошо с ней – мы замечательно смотрелись вместе, и вполне могли бы сойти за влюблённую пару, но… Она была моей смертью. Пришла, как можно только мечтать, тёплым осенним вечером, в тихом уютном парке. Я сразу узнал её – мы улыбнулись друг другу, и как бывает после слишком долгого ожидания встречи не бросились в объятья, как бы нам обоим этого не хотелось, а просто тихо сказали: «Привет», и засмеялись от облегчения… Потом, не сговариваясь, побрели по парку. Она явно смущалась, как и положенно (наверно) юной симпатичной леди при первой встрече с долгожданным почти-прекрасным почти-принцем. Я смущался не меньше, но смирился с тем, что инициативу надо брать на себя и понёс какую-то околесицу про погоду и прочее, и пару минут спустя мы уже во всю трещали обо всех проблемах мирозданья… …Но сейчас мы шли молча, вдыхая – она – ветер, а я – табачный дым, и просто наслаждались мгновеньем… … Мне очень захотелось взять её за руку. «Тёплая», - с восторгом подумал я. Она, с наигранным изумлением посмотрела на меня, мол – как ты мог подумать, что я буду холодной? Уж кому-кому, а не тебе верить в глупые стереотипы! Я прижался губами к её пальцам – что ты! Разве я мог… … Мы шли дальше, молча. Смерть и её жертва. Нам было легко и хорошо… …Мы нашли свободный столик в парковой кафешке, прямо у набережной. Я, как всегда, разбавлял чёрный кофе любимыми сигаретами, перед ней в высоком бокале с зонтиком и соломинкой стояла смесь из всех цветов радуги, олицетворявшая для неё счастье ребёнка, осознавшего, что он достаточно взрослый и есть мороженное может сколько хочет, не спрашивая разрешения… …Когда на вечернем небе зажглась первая нелепая звезда, она внезапно, но с видимой неохотой, встала и с грустной улыбкой произнесла: «Пора!». Я вдруг осознал, точнее, остро почувствовал, что не хочу уходить прямо сейчас. «Я хотел бы ещё побыть здесь», - сказал я спокойным, но чужим голосом, имея в виду эту кофейню, но вышло, что подразумевал что-то другое. Она облегчённо вздохнула. «Я боялась, что ты меня не отпустишь, а у меня ещё столько дел», «Ну ты заходи иногда – погуляем…», «Ну тогда не прощаемся!» - она весело подмигнула мне и, слегка подпрыгнув, растворилась в вихре осенних листьев…
Тоже занимаюсь сочинительством. Поэтому читал и не испытывал возмущения. Просто когда написано поэтично, то и грубость сглаживается. Посмотрим. Поймут ли тонкую душу поэта...
Daddetc, "сочинительство" своеобразное, но все же имеет место быть)) Не все же готовы говорит только о возвышенном и красивом) Но раскрытие личности (как и положено в Визитке (личном блоге)) началось) Добро пожаловать!)))
-----------
Визитку отредактировала. И все же, если тема с загадками интересна, создайте её в разделе Обо всем.
Раз никто не хочет обсуждать тему истории... Придётся всякую гадость собственного сочинения постить... Много раньше участвовал в литконкурсах. Следующий опус занял третье место в конкурсе, тема которого была озаглавлена как "Мат в два хода".
Ночь безумными ветрами, разбудив деревьев кроны, ворвалась в уставший город злобно-чёрным покрывалом. Птицы, страх беды почуяв, трепеща под гневом бури на высоких парапетах жмутся перьями друг к другу и не смеют даже звуком возразить разгулу неба. Ветер, властью опьянённый, разразился страшным смехом и ударил молодецки в окна каменного замка, за широкими стенами скрыл который страсть другую - страсть любви сердец двух юных, наплевать сейчас которым на неистовство стихии. Молодая Иоанна, дочь мятежного барона, руки милого Густаво ко груди своей прижала, как молитвенник на мессе, и пронзив Густаво взглядом, обратилась с речью страстной: - О, прекрасный мой Густаво, рыцарь пламени и грома, не боявшийся во веки ни Христа, ни Вельзевула, и сражавший одним махом три десятка сарацинов, неужели, храбрый витязь, страх в глазах твоих я вижу? Где решимость, в власть которой отдала своё я сердце? Ветер, в щелях завывавший, чуть притих, решив послушать, но не разобрав ни слова, песню грянул с новой силой. Слёзы на щеках Густаво поразили Иоанну, ей не виделась доныне слабость грозного солдата, в воле каменной который убеждал её нередко. - Луч мой счастья, Иоанна, дочь великого барона, как равнять сейчас ты можешь то что делал я с врагами, с тем ужасным назначеньем, что сейчас ты мне готовишь? Почему не можем просто вместе быть с тобой как прежде? Войны, жизнь мою наполнив, жизнь собою заслонили, лишь теперь понять пришлось мне что в другом бывает счастье! Ветер вдруг расхохотался, будто слышал речь Густаво, и помчал кружить по замку, с стен срывая гобелены. Но за дверью мрачной кельи до него нет дела юным, свою бурю разразившим, двум пылающим созданьям. - О, любимый мой Густаво. Глупый, глупый мой Густаво. Для побед бывает нужно принести большую жертву, королевские гамбиты мат врагу дают в два хода! Не предашь же ты то дело, за которое отдали жизнь свою родные братья? И стеклом витражным ветер о холодный пол ударил подкрепить решимость чтобы в сердце храброго героя. И, подняв глаза, Густаво вытер слёзы, проклиная свою слабость от которой духи предков прогневились б, если б слышали хоть слово недостойной его речи. На лице холодный мрамор, так знакомый Иоанне, успокоил её душу, и, Густаво, не прощаясь, удалился в лапы ветра, что хозяином был ныне коридоров мрачных замка. Дверь стальная звонким лязгом затворила Иоанну, и она, встав на колени обратила мысли к небу...
* * *
..- Молодая Иоанна, дочь мятежного барона, обвиняется в измене, грабежах, убийствах также, и судом священным нашим за такие злодеянья будет предана немедля справедливому возмездью - обезглавливанию, дабы назиданье было прочим. Зашумел народ у плахи, ибо знали, что весь город не поддерживал решенья в казни девы неповинной, чья вина лишь в том являлась, что была барона дочью, и попалась глупо в руки королевскому возмездью. Палачей убили частью, частью сами отрешились грех невиданный на душу взять для алчного тирана. Кто ж нашёлся? Неужели чьи-то руки вдруг возьмутся над главою юной девы занести топор тяжёлый? Да, стоял слегка поодаль, за священника спиною некто, чьё лицо закрыто колпаком в кровавом цвете. Серых глаз железный холод через прорези на деву обратился беспристрастно. И дождавшись дозволенья исповедника седого, подтолкнул худое тело смелой дочери барона. Затаив дыханье люди, всё ещё глазам неверя, увидали чрез мгновенье брызги крови и скатилась голова той, что являлась самым чистым из созданий. Подхватив её за кудри предъявил толпе безмолвной тот кто, всё-таки решился на такое преступленье. Но народ, до зрелищ жадный, не ответил ликованьем. Простояв в молчаньи долгом был разбужен громким криком, что заранее задуман был разжечь людское пламя: - Смерть тирану! - и помчались как один все вон от плахи, в тот же миг расчистив площадь, ко дворцу, чтоб уничтожить власть жестокого злодея. Так вот дева Иоанна, дочь мятежного барона, жертвой разожгла то пламя, что таилось слишком долго в нерешительном народе, разом увеличив в сотни силы яростных повстанцев... Сняв колпак, Густаво вытер пот дрожащими руками, провожая хмурым взглядом горожан бежавших к замку. - Вот и всё, - сказал он тихо голове любимой девы, и к губам её прижавшись, целовал их в раз последний...
Раз уж сегодня все обсуждают объединение веток, то исторические дебаты снова откладываются... Тогда очередной опус. Рассказ к конкурсу на тему "Безымянная звезда".
99,9%
- Миссис Томсон, вы слышали замечательную новость? Скоро мы все умрём!
- О, да, мистер Хиллинг! Подумать только - человечество ждало этого 3000 лет!
- Хвала Господу, миссис Томсон!
- Аминь!
Четыре дня назад астрономы обнаружили в созвездии Ориона новую звезду. И, лишь только они собирались дать ей кодовое название, согласно размерам и яркости -звезда увеличилась. Пока они думали, как определить это явление,звезда стала видима с земли невооружёным глазом. Имя "Безымянная Звезда" быстро закрепилось за необычным космическим телом, даже когда стало понятно, что это не звезда, а неизвестный прежде космический объект. Новость быстро облетела планету. Когда же стало известно, что это тело движется к земле, и вероятность столкновения 99,9 %, все в один голос воскликнули - Армагеддон! Радость человечества не знала границ - после десятка мировых войн христианство стало единственной мировой религией, а фанатизм прихожан постепенно достиг уровня, о котором и мечтать не могли первые апостолы.
- Люси, любимая, как я рад, что это произойдёт до нашей свадьбы, и мы не успеем осквернить плотскими утехами наших чувств!
- Милый Антуан, я просто горю в ожидании того момента, когда, мы окажемся в раюи будем петь благодарственные гимны!
- Возблагодарим Господа, Люси!
- Возблагодарим Господа, Антуан!
Весь Мир ликовал! Освобождение, обещанное Христом, скоро настанет, грядёт долгожданное второе пришествие! Люди праздновали. По всему свету слышны были благодарственные молитвы. Все желали друг другу скорейшей смерти. Лавочники и трактирщики стремились угостить всех бесплатно, но люди желали провести последние дни в строгом посте. Скоро, очень скоро они станут овцами в стаде небесного пастыря, и от мысли сей не могли не наворачиваться счастливые слёзы.
- Как я счастлива, - щебетала розовощёкая мамаша двум пухлым близнецам,- что вы, дети мои, умрёте в столь раннем возрасте и предстанете пред Господом нашимв чистоте, свойственной лишь утренней росе!
* * *
...В Риме, во дворце великого понтифика собралось общество, каждый представитель которого был мрачнее тучи, а все вместе они напоминали тёмный тоннель ведущий вникуда. Ва главе стола сидел сам Папа. На его лице, казалось, отпечатался груз ответственности за всё происходящее. Вокруг сидели его верные кардиналы с дебильно-озабоченными физиономиями. Чуть в стороне сидели широкобородые православные иерархи. Они пытались изобразить гордость и недовольство от вынужденного присутствия в стане конкурентов, но больше были похожи на жалких букашек, раздавленных свалившейся напастью. Впрочем, таковыми были тут все, от невозмутимых имамов Церкви Христианских Магометан до нервно отстукивавшего ногой ритм одному ему слышимой музыки негритянского пастора, превыкшего скакать по сцене с призывами о пожертвованиях.
Всех их объединила общая беда. Они, столько лет стращавшие народ карой Господней, теперь встретились лицом к лицу с тем, что приносило им баснословные доходы. Теперь им не только придётся расстаться с собственным богатством, но и сполна ответить за свою алчность...
- Надо покаятся! Я говорю - надо покаятся! - жирный епископ с правой стороны стола замахал своими короткими ручками.
- Брат Винченцо, - осадил его Папа, - некоторым вашим прихожанам вера даёт силы ходить по воде, словно по суху, а вашей набожности хватает только на то, чтобы перекрестить шлюху на которую вы залезаете, и вы надеетесь, что Господь лишит кого то места в раю, ради вашей туши? Земля полна праведниками, нашими с вами стараниями, да только эти старания оплачены золотом, и другой платы просить уже поздно.
Толстый епископ смущённо втянул шею, пытаясь спрятать голову в одежды, словно в панцирь. Вновь повисло молчание.
- Но ведь всё описывалось не так! Мир должны были потрясти разнличные катаклизмы, а после зверь выйдет из моря...
- Бла-бла-бла. Только нам проповедей читать не надо! Бред старого обезумевшего отшельника здесь уже не поможет.
После вновь возобновившейся тишины чей-то несмелый голос произнёс:
- А может пронесёт?
На что другой, более решительный голос, ответил:
- Вероятность столкновения 99,9 %.
Верховный понтифик встал.
- 99,9 ? - он подошёл к письменному столу в углу зала, за которым седел старый сморщенный монах, более похожий на чернокнижника, чем на святого отца. Папа взял из его рук какую-то бумагу и громко произнёс, потрясая ей в воздухе:
- По последним оценкам 99,9 % населения земли яростно поддерживает христианство и такая же вероятность того, что мы все умрём, значит...
От его голоса всем стало холодно. И, пока все приходили в себя,"чернокнижник" прошёл в центр зала и встал на колени. Подождав, когда папа и все остальные присоединятся к нему, старый монах сложил руки, опустил глаза и начал:
- Люцифер, Господин наш, на тебя, Тёмный Владыка уповаем. Прости нас, заблудших рабов твоих, и защити от гибели неминуемой, ради славы Твоей и власти на земле, чрез труды наши, на небе и во всей вселенной. Прости нам прегрешения наши,и дай нам искупить вину нашу, ибо клянёмся, яко привели мы овец неразумных к единоверию,тако и приведём мы их Святым Именем Твоим к единоневерию. Помоги нам, о, Владыка, посеять смятение в сердцах их, а мы, смиренные рабы Твои отдадим Тебе ключи от душ их. И утвердится власть Твоя во веки веков. И да будет так!
- Да будет так, - повторили десятки голосов.
* * *
На следующий день астрономы заметили лёгкое отклонение Безымянной Звезды от прежнего курса, а также некоторое уменьшение в размерах. Через три дня почтисгоревший осколок неизвестного небесного тела пролетел в сотнях тысяч километров от земли.
…Он много лет водил автобус по одним и тем же маршрутам. Он был уважаем на работе, он был настоящим профессионалом, и его ждала почётная пенсия. Он знал каждый поворот, он мог вслепую провести автобус по городу, но… Его всегда интересовало, куда ведут те дороги, которые он вынужден проезжать мимо. Раньше он это знал, в детстве он облазил все закоулки и его родной город казался ему волшебным миром. И профессию он выбрал, потому что любил свой город, но очень быстро всё пришлось забыть. Он привязал себя к официальной стороне и загнал в строгие рамки. В рамки, в которых нет места волшебному и, вообще, постороннему. Он вовсе не тяготился этой потерей. Взрослая жизнь несёт новые ощущения и захватывает своей стремительностью, не давая времени остановиться и задуматься. Теперь, в зрелом возрасте, движение жизни сильно замедлилось, и он стал чаще задумываться, чаще с тоской смотреть на идущие в неизвестность ответвления дорог. Он в очередной раз клялся себе вернуться сюда в свой выходной день, но выходной приносил свои заботы, и всё его время было расписано другими людьми.
* * *
…Он ничего за ранее не планировал. Просто надоело, просто накипело, просто устал… Но увидев очередной неизвестный, или, всё же, хорошо забытый, поворот… - Следующая остановка «Золотые дубы», - беспристрастно сообщил электронный голос. Пассажиры тревожно зашептались. За окнами показалась прекрасная дубовая аллея, ведущая к какому-то большому дому. Двери открылись, но, почти, никто не тронулся с места. Лишь два человека, по проворнее, с ругательствами растолкали соседей, и, выбежав, направились обратно в город. Прочим же пешие прогулки были чужды. Когда же автобус отправился дальше, голоса стали громче. - «Ближнее волшебное озеро», - произнёс всё тот же голос из динамиков. В адрес водителя послышались громкие оскорбления, пассажиры начали стучать в окно кабины, угрожая расправой. На остановке выбежали двое покрепче с целью выломать водительскую дверь. Но водитель уже ничего этого не замечал, ибо целиком был поглощён окружающим. Многолетний опыт, отточенные движения и автобус двинулся дальше, оставив двух недоброжелателей на дороге. Это был мир его детства, он не мог понять, как он смог это забыть и от этого отказаться. И когда на следующей остановке голос объявил: «Летний загородный Замок», наш герой не стал открывать двери салона, а вышел сам и отправился к белеющему в стороне строению… … Животные, гулявшие в роще, останавливались, удивлённо глядя на него, «Он вернулся», - слышалось в шелесте деревьев. Он шёл. Широко шагая, выпрямив спину, как не ходил уже лет двадцать. Ближе к замку стали появляться люди в ярких разноцветных одеждах, приветствующие его добрыми улыбками. Из группы людей выделился высокий старик в чёрных одеждах, с длинными седыми волосами, и подошёл к нашему герою. Несмотря на то, что на вид он не слишком превосходил его по возрасту, отечески положил ему руку на плечо и сказал: - Я так давно ждал тебя, мой мальчик…
* * *
… Он стоял перед столом начальника автоколонны, молча выслушивая длинную отповедь. _ Ты свихнулся на старости лет, что ли? Тебе ж до пенсии осталось нет ничего! Ты хоть знаешь, какого труда мне стоило тебя отмазать? Ты же был лучшим работником, ты же себе теперь всё личное дело испортил! Какая теперь почётная пенсия, ты же не только меня подставил! Я бы понял, если бы ты запил на месяц, но завезти целый автобус с людьми на какую-то помойку!.. - Помойку? - Ты что, издеваешься? Ты что, правда, больной? Старый водитель вынул из-за пазухи свёрнутый в рулон лист. - Что?! Увольняешься?! С ума, старый, сошёл? - Немедленно. Расчёт не нужен. Начальник хотел начать новую тираду, но, вдруг, увидел в глазах старика нечто, что заставило его ужаснуться и умолкнуть. - Просто поставь подпись. Контракт должен быть разорван. Я просто уйду. Ошеломлённый начальник автоколонны поставил размашистый росчерк и протянул листок. - Печать в отделе кадров… …Он вышел на улицу, сощурясь от солнца посмотрел вверх и привалился к стене. Как мог он потерять столько лет, как мог забыть и предать? К нему подбежал человек в синем камзоле: - Ваше Величество, что с Вами? - Всё в порядке,- и махнув в сторону двери добавил, - Старый долг. Из прошлой жизни. Поехали нам пора. Теперь всё будет по-другому, - и молодой король, тряхнув золотыми волосами, проворно прыгнул в карету. Камердинер в синем камзоле, пожав плечами, дал знак кучеру и следом заскочил в экипаж…
Продавец радуги (К конкурсу на тему "Монохромный мир")
По улицам серого города шёл довольно странный для этой мрачной местности субъект. Яркие рыжие волосы торчали длинными космами из-под широкой зелёной шляпы, нелепая жёлтая куртка и столь же нелепые красные клетчатые штаны были слишком даже для клоуна. Мольберт под мышкой мог бы многое объяснить, но только не здесь. Прохожие шарахались от него, как от чумного и разбегались в разные стороны, что, в общем-то, ни капли не отражалось на его широченной, до ушей, улыбке. Он уже понял, что спрашивать у кого-либо, где находится магазин красок бесполезно, и решил выяснить это самостоятельно. Он прошёл добрую половину города, прежде чем нашёл такую же серую, как и всё окружающее, вывеску. Зайдя внутрь, он не обнаружил за прилавком ни единой души, и начал с любопытством разглядывать полки. Серая краска для заборов, серая краска для крыш, серая краска для стен, серые детские акварели, серое, серое, серое... Тем не менее, это абсолютно не сказалось на его прекрасном настроении и, когда, наконец, из подсобки вышел хозяин, он приветливо с ним поздоровался. Но, прежде чем он успел что-то спросить, ошалевший лавочник пронзительно засвистел в медный свисток, висевший у него на шее, и закричал, что было мочи: - Полиция!!! Полиция!!! Через несколько секунд в двери влетел толстый, запыхавшийся констебль. - Что...? - слова, при виде этого чуда, застряли у него в горле. Собравшись, наконец, он выдавил, - Сэр, объяснитесь! Художник удивлённо поднял левую бровь и показал открытые ладони: - Я всего лишь зашёл купить красок. Я не грабитель... - К чёрту! - прервал его толстый констебль, - Вижу! Объясните ваш вид! - В вашем городе не носят шляп? - В нашем городе, - полицейский уже ревел, - В нашей стране - не носят таких мерзких цветов!!! Откуда вы взялись, сэр?!!! - Ах, дааа, я мог бы догадаться, - чужак с видом, как будто только что заметил, огляделся вокруг. - И как же вы справляетесь с таким кошмаром? - Сэр! Ещё слово и вы окажетесь на виселице! Мало того, что в вас нет ничего святого, так вы ещё, я посмотрю, ни сколько этим не смущаетесь! Сию же секунду! Никаких цветов! Только из уважения к тому, что вы - иностранец! Вспотевший от злости толстяк явно не отдавал себе отчёт в том, что говорил. Как, скажите на милость, можно было сейчас же переодеться? - Может это понравится вам больше, - странный незнакомец, всё это время ни на мгновение не снимавший с лица улыбку, жестом фокусника достал, буквально из неоткуда, небольшой букет прекрасных полевых цветов, - С уважением вашей очаровательной супруге. Констебль открыл, было, рот, но замер от неожиданности. Гнев сменился удивлением, удивление - смущением, а вслед за смущением показалось, что он сейчас заплачет. - Её любимые... - пробормотал он дрогнувшим голосом, - тридцать лет... я не знал чем мог бы... И, недоговорив, сунул букет за пазуху и пулей вылетел за дверь. Художник повернулся к хозяину магазина, но объяснять тому уже ничего было не нужно. Он махнул рукой - следуйте за мной - и прошёл в боковую дверь, за которой был вход в подвал…
* * *
Старый, давно заброшенный серый дом в центре города к утру оказался выкрашен в ярко-жёлтый цвет, а над входом появилась большая пёстрая вывеска "Продавец радуги". Жители немало были удивлены, увидев на асфальте множество цветных детских рисунков. На многих строениях, помимо простого буйства красок, появились пейзажи и изображения чудных сказочных героев. Но прежней реакции на лицах горожан не было - они были несказанно счастливы, будто бы вновь вернулись в далёкое, забытое, но бесконечно родное. Даже молодые люди, в жизни не видевшие ничего подобного, были так сильно ошарашены, что даже не смели возмущаться. Окружающее было столь прекрасно, что назвать его неправильным казалось кощунством. Первые посетители магазина в оцепенении замерли на пороге, разглядывая полки, которые действительно напоминали радугу, но уже через минуту, не сговариваясь, бросились скупать разноцветные стеклянные банки. Скоро жители довершили начатое чужеземным художником. Да и сами они ни в чём не хотели уступать обновлённому городу – не известно, из каких запасников доставали они припрятанную много лет назад яркую одежду, а те, у кого таковой не было, мазали краской имеющуюся. Рыжий художник довольно потирал длинный нос – он предполагал, что ему предстоит долгая и трудная работа, а оказалось, что достаточно одной искры, чтобы выпустить наружу пламя, давно томившееся в душах несчастных горожан…
* * *
…- Вы с ума сошли! Вы устроили чёрт знает что, а теперь ещё требуете какой-то там карнавал! Я балатируюсь в губернаторы штата, мне не нужны неприятности, - мэр бушевал, - Я давно бы применил полицию, но эти сукины дети присоединились к вашему сумасшествию! Я немедленно звоню в департамент! - Успокойся, дорогой, тебе нельзя нервничать. На, выпей это, - восхитительная леди, очевидно, его супруга, всё это время стоявшая в стороне, протянула ему стакан с прозрачной жидкостью, - Я уверена, скоро всё проясниться. Не похоже, чтобы этот милый человек был злостным революционером. Тебе нужно отдохнуть, ты обязательно во всём разберёшься завтра. Мэр залпом опрокинул стакан. - Не думаю, что это дело терпит отлагательств. Но, похоже, ты права, мне нужно привести мысли в порядок, - и он, качаясь, покинул кабинет через боковую дверь. - Ну же, спешите! – удивительная пожилая леди повернулась к длинноносому обладателю клетчатых штанов и жёлтой куртки, - Делайте, что задумали. Он проспит до утра, - она кивнула на дверь, - а там я что-нибудь придумаю. За остаток дня все заработанные на продаже краски деньги были израсходованы на вино и услуги лучших поваров пылающего яркими цветами Олденвилля…
* * *
…Среди танцующих он увидел хрупкую невысокую девушку, не спускавшую с него глаз. Её завораживающие движения приковывали внимание всех окружающих мужчин, и наш герой не стал исключением. Обрадовавшись, что их взгляды, наконец-то встретились, девушка выбежала из круга и мгновенно приблизилась к нему. - Как вас зовут, волшебный странник? – прямо в лоб спросила она. Он вздрогнул. Странник? Лучше бы она назвала его художник. Ну, хотя, конечно, откуда ей знать это слово. - Пиф. - Пиф? – рассмеялась она, - Как того пса? Господи, так они здесь ещё и мультики смотрят. Или им чёрно-белые комиксы присылают? - Меня зовут Энн, - представилась девушка, - я дочь мэра. Я просто хотела сказать, что восхищена всем тем, что вы сделали. Я чувствую себя словно в удивительной сказке! Как же я обожаю разноцветный мир! - Насколько я вижу, юная леди явно родилась после принятия закона – откуда же у вас такая любовь к краскам? Маленькая Энн поднялась на цыпочки и заговорщицки прошептала ему в самое ухо: - Я постоянно вижу их во сне, - и, подмигнув, снова весело рассмеялась. - Да как же это вам удаётся? – Пиф был явно обескуражен, - Насколько я успел изучить местные порядки… - Может потому, что у меня зелёные глаза? – легким движением Энн вынула серые линзы, бросила их на землю и наступила сверху изящной маленькой ножкой, - Вот так, теперь это уже не нужно! – и, сделав серьёзное лицо, пояснила, – Маме удалось уберечь меня в детстве от операции. Помог один старый врач, тоже тосковавший по прежним порядкам. Оформил все подобающие документы, где-то раздобыл линзы – и вот – никто так ни о чём не догадался! Пиф удивлённо покачал головой. Да-а, на счёт искры он оказался прав. Ему даже стало немного жаль потраченных усилий. - Пойдёмте же танцевать! – Энн потянула его за руку, и уже через мгновенье их поглотил весёлый хоровод. На утро Пиф проснулся на сеновале где-то на окраине. Он смутно, помнил, как Энн вела его ночью, весёлого и пьяного, средь тёмных переулков, как трёхэтажные дома сменились хозяйственными постройками, как она толкнула его в какой-то сарай и как его вопрос потонул в её страстном поцелуе. Она сейчас мирно сопела рядом и казалась абсолютно счастливой. Пиф недоумённо разглядывал её прекрасное обнажённое, почти совсем детское тело и силился понять, как он, не молодой уже человек, не смог себя сдержать. «Чертовка, не зря у тебя глаза ведьмы. Сумела таки закружить голову». Но маленькая Энн была столь восхитительна, что он решил – что ж, безумством больше, безумством меньше – праздник должен продолжаться! Карнавал длился ещё два дня. Мэр, собиравшийся на утро навести порядок, махнул рукой и закрылся в кабинете, опьянённый, очевидно, очередным зельем своей поразительной супруги. Пиф и Энн не расставались ни на минуту. Странный художник дарил городу всё новые и новые краски и за, как и прежде символическую, плату учил жителей создавать радугу своей жизни…
* * *
…В предрассветных сумерках из спящего Олденвилля в юго-западном направлении вышел долговязый пёстрый субъект в нелепой шляпе, с мольбертом под мышкой. Он шёл размашистыми шагами, походкой человека, сделавшего нечто большое и важное, и заслужившего право отдохнуть и наслаждаться твореньем своих рук, но неспособного сидеть на месте, и подгоняемого собственным успехом к новым свершениям. Он светился какой-то странной радостью, радостью человека, знающего что-то большее о том, о чём, казалось, всем хорошо известно. Он шёл, устремив взгляд вперёд, к одному ему известной цели. Он не смотрел по сторонам, любуясь утренним пейзажем, он прекрасно знал, что, когда город скроется за горизонтом, в стороне его будет ждать небольшой подлесок, с густым кустарником, знал, что от него также будет далеко до главного шоссе, рассчитал, что к тому времени ещё не достаточно рассветёт, чтобы дым был виден постороннему глазу. Добравшись до места, он нашёл в зарослях заранее вырубленный участок, чтобы огонь не перекинулся на деревья, снял четыре пласта дёрна, под которыми, как и ожидалось, скрывался чёрный чемодан. Сложенные на его место мольберт, рыжий парик, длинный накладной нос и разноцветную одежду, украшенные сверху зелёной шляпой, были немедленно облиты припасённым для этого бензином и подожжены. Через час, когда о весёлом Пифе напоминал лишь пепел, он заложил кострище дёрном и, одетый теперь в неподходящую для загородных прогулок темную «тройку», вернулся на дорогу и направился дальше к шоссе. Как только нога в чёрном лакированном ботинке ступила на край магистрали, перед ней с визгом затормозил такой же чёрный Кадиллак. Секунда в секунду - по прежнему строго по плану. Сидевший на переднем пассажирском сиденьи молодой человек в чёрных очках быстро выскочил и, коротко кивнув: «Господин мэр», распахнул перед ним дверь.
* * *
Пифагор Стрейнджер стоял в строгом сером костюме перед огромным зеркалом и поправлял галстук. Радио, между тем, сообщило, что семья мэра Олденвилля была арестована и через несколько часов расстреляна. Двадцать боевых вертолётов полностью сожгли мятежный город, немногие выжившие отправлены в концентрационный лагерь. Лицо Стрэйнджера не выразило ни каких эмоций. Всё правильно, всё прошло по плану и нужно думать о предстоящих выборах в губернаторы штата, которые после устранения единственного реального соперника превращались в простую формальность. Он слегка улыбнулся уголком рта лишь когда вспомнил, как ненавидел своих родителей за то, что в детстве, ещё до Закона, они отдали его в художественную школу, и как потом он жестоко с ними за это расквитался. Не думал тогда, что подобное образование может сослужить ему такую службу... - Господин мэр, - в кабинет вбежал взволнованный секретарь, - Вас настоятельно хотят видеть. Это из столицы, похоже, спецслужбы... - Мистер Джонс, вы слишком неприлично даёте волю эмоциям. Если хотите в жизни чего-то добиться, и, вообще, остаться у меня на службе - впредь не позволяйте себе подобного. Он, не спеша, прошёл мимо оторопевшего секретаря и вошёл в приёмный зал. Двое мрачных, совершенно одинаковых, типов стояли перед его столом, как каменные изваяния. Сунув ему под нос удостоверение, один из них, наконец, сказал: - Господин мэр, нам нужны объяснения. - Я полностью в вашем распоряжении. - На почту Вашего города пришла бандероль. В ярко-оранжевом конверте. - И почему этим не могла заняться местная полиция? Причём здесь контрразведка? - Адрес, - сухо сказал мрачный тип и достал из-за пазухи злополучный конверт. "Геттеберг, 14-я авеню, дом 1, Пифагору Стрейнджеру, мэру" - Вы понимаете, что мы были обязаны его вскрыть? Мэр чуть кивнул и достал из протянутого конверта фотографию в золочёной рамке. На ней были длинноносый тип с рыжими волосами и в нелепой шляпе и светловолосая зеленоглазая девочка, а за их спинами безумствовал сказочный карнавал. Трясущимися руками мэр перевернул фотографию, и разноцветные буквы поплыли перед его глазами: "Пифу на добрую память. Я люблю тебя. Твоя маленькая Энн"...
Раз эта тема никого на дебаты не пробила, то вот, напоследок, самый мой монументальный бред, после которого страницу можно закрывать...
Сад Каина
…Два ангела, чёрный и белый, сплелись в небе в неистовом танце. И была в том танце извечная борьба созидающего и разрушающего. Взмах крыльев одного рождал пламя новой жизни, но взмах другого заставлял пламя угаснуть. Звонкий голос первого создавал цветущие сады, но чёрную смерть сеял немой укор второго. Сжимая до крови пальцы, возводил города один и громовым хохотом другой превращал их в руины. Но какой из двух ангелов был чёрным, а какой белым о том свидетельства разнятся, ибо каждый смотрел на это своими глазами…
Из ненаписанной летописи города Еноха.
* * *
«…Проклятая земля… Кровь и боль… Слезы и страданья… За что, Господи, караешь возлюбивших Тебя, зачем злом платишь уверовавшим в доброту Твою? Грязная земля, волки Твои рыщут в чаще Твоей, и ангелы, на костях пирующие, смеются плачу ее и гимны поют алчности Твоей, Яхве, юный демиург, любящий играть судьбами. Безгранична власть Твоя, как безгранична жажда власти сей… Боль в подрубленных крыльях, гнев в горящем челе, кровь заливает глаза мои… …Несчастная земля… Глумись, юный демиург, терзай ее, покуда не наиграешься, сам же раскаешься потом и уничтожишь то, на чем создавал… …Вперед, воинство небесное! Огнем и мечом разрушайте мир, не вами созданный, ради триумфа Сильнейшего, и завещайте так жить народам его, а уж они услужат Господу своему! Жги и круши ради славы Единого… … Что смотрите, ложные звезды истинный мир заслонившие? То ли освещаете вы, что задумал ваш Создатель? Доволен будет ли Он? Дуй сильный, чужой ветер, ниже гни деревья, не Им посаженные, а непокорных ломай и рви с корнем, ибо нет границ силе Его, как нет границ жажде Его. … Волки идут по пятам. Чуют, знают. Но теперь печать бессмертия на мне, и неизлечим я теперь…» Каин, сын Адама, потрогал горевший лоб и, продираясь сквозь колючие кустарники, морщась от боли, шел дальше. Прямо и прямо, сквозь ночь, не сворачивая. Озлобленный, уставший, обманутый. «…Спасибо, Господи, за печать Твою. Не спутают волки, не пройдет мимо ветер – ударит Каина и помчится дальше, не смея убить, но обязательно вернется, ибо чужой Каин на земле этой…» Обессилев, упал он у подножия холма и лежал так долго, тяжело дыша и слушая стук сердца. Своего и еще одного. Более ровный и более спокойный. Эллориэль, поклявшаяся вечно быть рядом, присела возле него и положила его голову себе на колени…
* * *
…Шаг, другой, поворот. Взмах, другой, обеими руками и волна дальше по кругу. Музыка всё быстрей, движение всё стремительней. Тринадцать юных жриц слились в один чарующий хоровод. Их очертанья стали неразличимы и радуги из цветов и птиц спиралью взвились под своды храма, роняя золотые лепестки на танцующих и стоящих у стен. Дробь всё чаще и уже птицы в свою очередь образовали второе кольцо, а над ним возникло третье из звёзд. Громкие звуки оркестра вдруг разбила неспешная свирель. С высокого трона у западной стены величественно поднялся седовласый эльф в парадном одеянии и плаще, усыпанном звёздами. Аль-Келлерикс энго Беол-Кримма Солнечный Луч, верховный друид эльфов по обоим берегам Тигровой реки медленно прошёл к центру зала. Остановившись, он со всех сил ударил посохом оземь, и оркестр грянул с новой силой, быстро поглотив звуки свирели. Разноцветный хоровод ожил и закружился вновь. Новая музыка была ниже и тревожнее первой. Верховный жрец кружился вместе со всеми, высоко воздев руки и обратив взор к небу. Потом он внезапно остановился, отчего длинный плащ два раза обернулся вокруг его тела. Второй раз ударив посохом, он заставил оркестр умолкнуть, а танцующих остановится. Затем он опустился на одно колено. Несколько мгновений стояла полная тишина. Потом послышался тихий шёпот, который, казалось, исходил от стен. Голос усиливался, и становилось ясно, что принадлежит он верховному друиду. - …Духи, видящие звёзды, ждущие, зовущие, укройте и обогрейте народ ваш, спасите детей ваших на земле вашей, да не допустите пустоты в цветении её… Голос его снова стал тише, и слов вскоре разобрать было невозможно. Наконец он умолк и поднялся с пола. Ударив посохом в последний раз, он громко прокричал: - Мир вам, жители обоих берегов Тигровой реки, звёзды благоволят вам! – но не было спокойствия во взоре старого жреца. Не это должен был сказать он. Но другого сказать не мог. Чужой вмешался в замысел и другим законам подчиняется теперь земля. Жрец повернулся и направился к выходу. Это было против правил, но сейчас уже было всё равно. Оркестр заиграл спокойную музыку и девушки начали новый танец. Пройдя немного по коридору, он свернул направо в низкую арку. Открыв дверь, он вошёл в свой кабинет. Мрачный, всегда освещённый лишь свечами и чадящими факелами и скрытый от солнечного света он, казалось, хранил все тайны этого мира. Подойдя к столу и протянув руку к кувшину, Келлерикс вдруг обнаружил, что здесь он не один. В высоком кресле у правого края стола сидел тот, кому следовало бы быть в большом зале, но кто пропустил всю церемонию. Это было против правил, но сейчас уже было всё равно. Тай-Гортрум Эттало гаэ Фиве Эгвайа Светловолосый, король эльфов по обоим берегам Тигровой реки, внимательно смотрел на жреца. Одна мысль занимала их умы последние дни. Яхве, юный демиург, появившийся несколько лет назад на этой земле и возжелавший, чтобы всё впредь было здесь по его законам, поселил среди эльфов двух сыновей несчастных Адама и Евы, чтобы учились жить и постигали суть Его замысла. Но нечто большее увидел старый Келлерикс, и Король ждал окончания церемонии, чтобы поговорить с друидом наедине. - Что нового от Алчного и Вездесущего? - Яхве требует жён для своих созданий. Ему нужны эльфийские девушки. - Так же как нужен был эльфийский сад? Очередной этап той страшной игры? Пусть идёт за невестами к королю троллей! Там уж им подберут достойных. Один из сыновей Адама уже вырубает наши деревья. Что дальше? Будут высушать наши реки и озёра? О, Яхве, поистине пути твои неисповедимы, алчнейший из богов! Ему нужны эльфийские девушки. А нам есть место в его замысле? - Боюсь сказать, что я знаю ответ, добрый король…
* * *
Каин сидел на холодной земле и отсутствующим взглядом смотрел в темноту. Он обхватил голову руками, пытаясь унять пульсирующую боль. Жгучая тоска сжимала сердце. Он жалел о том, что случилось, жалел, что поддался слабости и обагрил руки кровью. Не в его силах изменить замысел, Яхве легко найдёт новый путь к его воплощению. А Каин вряд ли найдет то, что ищет, и суждено ему скитаться, гонимому и презираемому, по чужой земле. И только одна родная душа всегда будет с ним. Та, что хлопотала сейчас у костра, та, что поклялась всегда быть рядом – в печали и в радости, в богатстве и в бедности…
* * *
Впервые он встретил её у тёмного озера. Она сидела у самой воды и тихо пела. Золотые рыбки изредка волновали речную гладь, и ночные совы, опустившись на нижние ветви, слушали её, не смея шумом побеспокоить грустное течение песни. Песня показалась Каину знакомой, хотя он и не помнил, где бы мог её слышать. В ней пелось о деревьях, о птицах и рыбах, лесных зверях, о земле. От песни этой у Каина защемило сердце, а на глаза накатились слёзы, Он тихо подошёл поближе и молча дослушал до конца. Меж тем девушка, закончив расплетать косы и сложив рядом ленты и жемчужные нити, умолкла и оглянулась. Заметив нежданного гостя, она вздрогнула, но страха не показала. - Кто ты? – спокойно спросила она. - Откуда ты знаешь эту песню? – вместо ответа спросил Каин. - Эту песню знает каждый, кто любит эту землю, кто болеет за неё душой, и в чьём сердце раной отражаются страдания её. Но ты сын Адама? Враг? – насторожилась она. - Враг? – Каин очень удивился. Да, эльфы не очень дружелюбно смотрели на них с братом. Общались неохотно и довольно надменно. Но никто не говорил, что они враги, - Да, я Каин, сын Адама и Евы. Мы с братом пришли с миром и не собираемся ни с кем враждовать. Здесь нам повелел жить Бог. - А зачем вы здесь? Если ваш бог не желает зла, то какое он несёт добро? - Почему ты говоришь «Ваш бог»? Бог один, он вездесущ, он создатель неба и земли и всего живого. И он есть любовь! Девушка удивлённо подняла бровь и, чуть было не рассмеялась, но не стала обижать гостя. - Так ты не ответил, зачем вы здесь? - Ещё не знаю – Господь повелел нам самим понять это. Он сказал: «Живите на этой земле и владейте ею. Придёт срок, и я спрошу вас, чему вы научились». - И чему научился ты? – теперь в голосе девушки больше звучало любопытство. Гость больше не казался ей опасным. Скорей даже забавным. - Я не способен выразить чувства, владеющие мной, и уж точно не скажу лучше, чем твоя песня. Я тоже люблю эту землю и, похоже, она тоже любит меня, как часть всего живого, что на ней, что хранит и оберегает её. Эльфийка немного помолчала. - Скажи мне, Каин сын Адама, желаешь ли ты получить власть над этой землёй? - Мы сами во власти земли – земля хозяин всего живущего и растущего на ней. И по-другому быть не может. Девушка растерялась. Слышать такое от человека! А как же все ужасы, что рассказывал Келлерикс? Вот, старый дурак! Непременно всё расскажу отцу! Она встала и протянула Каину руку. - Меня зовут Эллориэль, я дочь Гортрума, короля эльфов по обоим берегам Тигровой реки. Ты приходи сюда – я часто бываю здесь. А сейчас мне пора. До встречи, сын Адама. И, собрав вещи, она пошла прочь. Её белое одеяние ещё несколько мгновений виднелось меж деревьев, а потом всё исчезло, вроде и не было вовсе, Каин ещё долго смотрел на водную гладь, пытаясь вспомнить хоть строчку из песни, которая показалась ему такой родной.
* * *
Они ели молча и почти без аппетита. Боль в голове немного отпустила, хотя ссадины на руках и ногах еще горели. Поев, Каин встал и с тоской огляделся по сторонам. Чужие деревья и колючие кустарники. Он снова вспомнил свой сад, и снова защемило сердце. Неужели конца не будет этим мукам? Он вспомнил, как нашел задушенные корягами яблони, вспомнил, как корчевал пни и обрезал ветви, как радовался, когда благодарные деревья отплатили ему первыми зелеными листочками, и как птицы звонкими песнями оживили его сад. Вспомнил, как перебирал в пальцах черные комочки свежевзрыхленной почвы, как разговаривал с ними и, как тогда показалось, они отвечали ему. Вспомнил, как сажал первые семена, он никогда прежде не делал этого, но откуда-то знал как правильно. И как же он был счастлив, когда первые ростки не обманули его. Он верил, что и Господь на небе радуется вместе с ним, и, казалось ему, что понял тогда он свое предназначение, и что Господь не ошибся в нем. Каин упал на колени и зарыдал. Глиняная миска, ударившись о камень, разбилась на мелкие черепки.
* * *
…Каин услышал вдали конский топот. Бережно положив инструменты между грядок, он встал и, отряхнувшись, вышел из сада. На тропе он увидел двух эльфов, скачущих верхом. На одном, ехавшем впереди, был расшитый золотом зелёный камзол и красный, развевающийся на ветру плащ; другой же видом напоминал скорее герольда - рога издалека видно не было, но в руках он держал королевский штандарт. Первый жестом приказал спутнику остановиться чуть поодаль, сам же приблизился к Каину. - Здравствуй, сын Адама, - сказал гость, не слезая с коня, и наградил Каина высокомерным взглядом, - Я – Гортрум, король эльфов по обоим берегам Тигровой реки. Слышал я, что ты вырубаешь деревья в моих владениях. Не слишком ли злая плата за пристанище? Каин был в смятении и чувствовал себя виновным. - Я гость на этой земле и не хочу зла, - собравшись, наконец, ответил, Каин, - Я вырубил колючие кустарники, опутавшие твои деревья и душившие их, я выкопал траву, чтобы посеять семена, дающие плоды. Я не хотел зла, - повторил он, я, почему-то думал, что так правильно. Яхве послал нас в эту страну, чтобы мы узнали жизнь. Я хотел быть другом земле, чтобы она кормила меня. Гортрум поднял руку и Каин замолчал. От слов его лицо короля заметно изменилось. На нём читались и непонимание, и удивление, и неверие. Он спрыгнул с коня, и, дав Каину знак «Проводи», пошёл следом за юношей в его владения. Ухоженные ряды разнообразных деревьев и ягодных кустарников, грядки со всевозможными культурами и много-много цветущих и радующихся жизни растений тянулось к солнцу. Гортрум не верил своим глазам. Этого просто не могло быть. Яхве, отвергнувший райский сад и изгнавший из него людей послал их сына, чтобы воссоздать подобный? Бред! Что случилось с юным демиургом? Не уж-то раскаялся? Не уж-то отрёкся? Высокомерный Яхве, бог, попирающий всё, противное его замыслу. Не может такого быть! Гортрум подошёл к первому дереву и осторожно прислонился к нему ухом. Удивившись, он подошёл к следующему и прислонился к нему. Нет, он не слышал голоса Яхве. Голос земли, родной и знакомый с детства ответствовал ему. Наплевав на золотые одежды, припал он ухом к земле. Так он слушал некоторое время. Каин стоял в стороне, недоумённо хлопая глазами. Когда, наконец, король встал и посмотрел на него, Каин не увидел на его лице и тени былой надменности. Гортрум подошёл к нему и обнял за плечи. - Эта земля любит тебя, береги её, она в долгу не останется. Король поспешно вышел из сада и, не сказав больше ни слова, вскочил на коня. Дав знак герольду, он помчался в сторону замка… …Перепрыгивая через две ступеньки, он взбежал на второй этаж. Узнав, что Келлерикс в Малом Тронном Зале, король быстрым шагом направился туда. Друид стоял, глядя в запылённое окно. Рядом с ним, на невысокой конторке стоял кувшин с вином, его частый спутник в последние дни. - Он заслуживает Эллориэль! – с порога выпалил король. Келлерикс удивлённо посмотрел на него. Гортрум от возбуждения тяжело дышал и не мог больше вымолвить ни слова. Подойдя к конторке он взял было кувшин с вином, но, задумавшись, поставил его на место и повернулся к жрецу. - Этот мальчик – Каин – я разговаривал с ним. Я видел, что он создал, я не знаю, откуда это у него, но не от их бога. Он другой. В нём наше спасение. Сын Адама и Евы не мог знать всего этого, не мог Яхве научить этому, ведь… - Гортрум запнулся и внимательно посмотрел на жреца, - Келлерикс, а ведь никто не знает, что нашептал Еве змей! И Яхве не смог отнять это! Она сохранила знание в своём первом ребёнке! Она не сказала ни богу, ни Адаму, она смогла скрыть и передать сыну. Яхве смог наказать их, но не смог заставить забыть! Верховный друид взял оставленный королём кувшин, налил половину кубка и протянул Гортруму. - Ты был ещё ребёнком, когда мы с твоим отцом впервые увидели Яхве. Я помню, какими были звёзды до создания им тверди небесной. Он слишком могуч, хотя и молод. Он легко уничтожит всё, что станет на пути его замысла. Не обольщайся на счёт этого мальчика – его бог погубит его, как только увидит то, что увидел ты. И это мы должны спасать его, а не он нас. Гортрум вздохнул и сел в обитое бархатом кресло. - Если хочешь отдать за него Эллориэль, будь по-твоему. Ты всё знаешь не хуже меня. - Нам не долго ведь осталось здесь жить? - Духи, видящие звёзды, в смятении. Но я думаю недолго. Наше время не кончилось, но успело придти не наше. Если мы останемся здесь, то наше время оборвётся. Король залпом опрокинул кубок, встал и подошёл к окну. Запылённые рамы и стёкла, свисавшая по углам паутина, обшарпанный и потускневши камень. Даже дворец, казалось, не хотел жить дальше; все чувствовали это и не пытались придать ему былой блеск. Всем хотелось, чтобы это место осталось в их памяти обветшалым и запущенным, чтобы никогда не сожалеть об утраченном мире… Но, как известно, эльфы никогда ничего не забывают…
* * *
…Каин проснулся от холода. Костер погас – место для ночлега было выбрано неудачно. Он встал, поворошил угли, подбросил хвороста и теплее закутался в шерстяное одеяло. При мысли об овечьей шерсти Каина передернуло, но он попытался быстрее отогнать неприятные мысли. Это одеяло было сшито эльфийскими мастерами – Эллориэль принесла его из отцовского дома. Каин посмотрел на небо и глубоко вздохнул. Звезды были обычными, идти еще было далеко. Он посмотрел на разгоревшееся пламя. Веселые язычки напоминали танец древнего змея. Змея, открывшего им знания и секрет жизни. Секрет, который шептала Ева на ушко новорожденного Каина, когда была уверена, что Адама нет рядам. Ему бы это не понравилось, он не мог простить, что один раз уже ее послушал.
* * *
- Смотри, - Авель горделиво обвёл рукой свои владенья. Бескрайние луга, покрывающие холмы, редкие рощицы и густые кустарники, видневшиеся и здесь и там, - повсюду гуляли стада коров, овец и прочей живности. - А что здесь твоё? – удивлённо спросил Каин, - Зачем ты этим животным, какова твоя роль в их жизни? Или тебе нужно столько шерсти и молока? Авель загадочно улыбнулся. - Я – человек. Пастырь и хозяин всякой твари на земле. Разве не так повелел Господь? - Ты уверен, что им нужна рука твоя? - А разве не нужна твоя рука твоим растениям? Ведь ты помнишь, что было в твоём саду до твоего прихода. - Это так, но я не господин земли той, всё, что я сделал, я сделал в согласии с ней. Авель пожал плечами. Каин понял, что брат чего-то не договаривает. Он осмотрел его стада ещё раз. Маленькая забавная овечка отошла от своих и с любопытством изучала всё вокруг – она весело прыгала за бабочками, обнюхивала цветы и, совершенно не боясь, подошла к людям. Она ткнулась носом в ногу Каина и внимательно посмотрела в его глаза. Овечка была беленькой с чёрным пятнышком в виде звезды прямо на лбу. - Звёздочка, - назвал её Каин и нагнулся, чтобы погладить, но она ловко отпрыгнула в сторону и убежала. Авель пригласил брата в свою хижину, где уже был накрыт стол. Они засиделись допоздна, вспоминали детство, смеялись, говорили ни о чём. Эльфийского вина было вдоволь, и они изрядно набрались. Каин уснул прямо за столом. Ему привиделось, как брат его, подобно волку, вгрызается в живую плоть, и кровь течёт по устам его, и шепчет он, злобно скалясь: «Я пастырь и хозяин всякой твари на земле…» Каин сам не мог вспомнить – сон то был или явь. Так или иначе, но то был последний день, который братья провели в мире. На следующее утро эльфийский посланник доложил, что король согласен выдать одну из своих дочерей за Каина. Авелю было отказано.
* * *
…Каин повернулся к спящей Эллориэль. Бедная девушка, принесенная в жертву древним народом. Она ни разу не пожаловалась на свою судьбу. Она встретила и поняла его раньше других. Но старый жрец был прав – Яхве всемогущ, и сломать неугодную судьбу в его власти. Каин встал и порылся в сумке. Нужно было готовить завтрак – восток уже алел. Среди скудных остатков цветущего некогда сада лежал пергаментный свиток. Каин бережно завернул его в ткань и упрятал поглубже.
* * *
Во всём дворце было пусто. Каин забежал в Малый Тронный зал - короля не было. Он обогнул трон и приоткрыл портьеру, за которой скрывалась дверь. Она была распахнута. Король сидел за столом и разглядывал древнюю рукопись. Книжные полки были пусты, и прочих вещей, кроме мебели не осталось. - Хорошо, что зашёл, - не отрываясь от свитка, произнёс король и, махнув рукой в сторону полок, ответил на немой вопрос, - Вещи уже упаковали. Все собрались у главных ворот - мы уходим. Да, мальчик мой, - король оторвался, наконец, от пергамента, - исход был неизбежен с тех пор, как твой бог пришёл к нам, с тех пор, как он изгнал твоих родителей из созданного для них сада, наконец, с тех пор, как вы с Авелем поселились рядом. Каин подошёл к столу и посмотрел на свиток. Руны на нём были древними - Каин таких читать не умел - краска порядком выцвела, превратившись из чёрной в светло-серую, но знаки ещё были хорошо различимы. - Это тебе. Я не скажу, что здесь написано, но ты должен это сохранить. Когда родится тот, кто сможет прочитать эту рукопись, он сам её найдёт. Здесь то, что было за долго до тебя и даже меня. Здесь спасение и избавление, которое ждёт своего часа. Это должно быть спрятано от Яхве. Нам не дано понять дела богов, но не быть игрушками в их руках и нам иногда под силу. - Почему вы избегаете Господа? Скоро Он придёт за дарами, это будет очень важный день. Скоро мы все получим ответ. Почему вы уходите сегодня? - Потому и уходим. Ты сам всё поймёшь. И гораздо больше, чем твоя мать, вкусившая запретного плода. Но твой плод будет гораздо горше. - А Эллориэль? Она тоже должна уйти? - в голосе Каина звучало отчаянье. - Конечно, нет! Эльфийские девушки делают свой выбор раз и навсегда. И если и есть за что тебе благодарить свою судьбу, так это она. - Я хотел спросить, почему ты тогда не дал жены для Авеля? - Ты разве не понял? Ты, Каин, как и мы, сын этой земли, я понял это, когда увидел тебя в первый раз. А он… - Гортрум вздохнул и встал, - Он сын этого бога. Каин не сказал больше ничего. Он был очень зол. Почему они заставляют его выбирать? Почему пытаются отделить его от его Бога? Почему отделяют его от брата? Наконец, почему тогда уходят сами и бросают его здесь? Каин взял свиток и быстрыми шагами направился к выходу. Но на пороге его остановил голос короля: - Если захочешь найти нас, попытайся дойти туда, где ещё можно увидеть истинные звёзды. Смотри на ночное небо, ты сам поймёшь разницу…
* * *
…Солнце жгло нещадно. Головная боль вернулась, страданья Каина продолжились. Услышав неподалеку журчанье ручья, он спустился к нему, чтобы умыться. Присев, он окунул руку, но тут же в ужасе отдернул ее. Вода обожгла его, а вместо отраженья он увидел окровавленное лицо со звериным оскалом. «Кровь брата твоего вопиет из земли!» И другой голос: «Ты - человек! Пастырь и хозяин всякой твари на земле!» Каин обхватил голову руками и взвыл от отчаянья. Нет, не найдет он того, что ищет, ибо проклят он. И проклятье это не та печать, что оставил Яхве на челе его, а то, что получил он при рождении. Проклятье это - быть человеком…
* * *
Каин спокойно опустился на колени и стал развязывать заплечный мешок. Раскрыв его, он с любовью осмотрел прекрасные дары своего сада, коими мешок был набит до верху. Он огляделся. Авеля всё ещё не было. Подождав ещё немного, Каин ещё раз оглянулся, но вновь никого не увидел. «Ну и что ж, тем лучше, - подумал он, - Пора». Каин достал несколько овощей и, прижав их к груди, тихо начал молитву. - Господь наш, отец наш единый, сущий равно и в чертогах предзвёздных и в морских глубинах. Творец и владыка всего, что на земле и за пределами её. На милость Твою, Всеблагий, уповаю, - с этими словами он медленно начал выкладывать на алтарь томаты, лук, огурцы, капустные кочаны и прочие дары земли, - Сие вырастил я во славу твою, Господи. Узри, Великий, как осознал я суть предназначенья своего. Земля дарит любовь всему живому и дарит жизнь всему новому, дабы радовался мир, во славу Твою, Господи! - яблоки, персики, виноградные гроздья заняли своё место на жертвенном камне, - Я осознал боль и радость жизни, я услышал голос земли и внял ему, я приложил руки свои и сердце своё и сроднился с ней, во славу Твою, Господи! - Каин не заметил, как перешёл на крик. Мешок был почти пуст, а на алтаре высилась разноцветная гора различных овощей и фруктов, и птицы, и насекомые порхали вокруг, жаждая и не смея отведать даров не им предназначенных. - Во славу Твою, Господи! - Каин обратил глаза к небу - тишина! Как и прежде спокойно плывут облака, так же равнодушно светит солнце. Каину показалось, что всё он говорил в пустоту. Растерянно он порылся в сумке, достал ещё несколько ягод и, всхлипнув, проговорил: - Всё это, вся моя жизнь во славу Твою, Господи… Услышав шаги за спиной, Каин вздрогнул. Оглянувшись, он увидел брата. Авель шёл величественно, подобно царю, гордо расправив плечи. Богатые одежды украшены золотым шитьём. На челе его - алмазная диадема. В руках его был тряпичный свёрток. В нём шевелилось что-то живое. Молча подойдя к своему алтарю, даже не взглянув на Каина, он стал развязывать серую ткань. У Каина перехватило дыхание. На холодный камень вывалилось трепыхающееся перепуганное животное. Овечка. Каин узнал её - забавная Звёздочка. Ноги её были туго перевязаны, в весёлых некогда глазах был ужас. От страха она не издавала ни звука. Каин с непониманием смотрел на это действо. Авель, меж тем, с гордым видом, воздев глаза к небу, что-то прошептал себе под нос. Потом, величественно вынув из-за пояса короткий кинжал с рубиновой рукоятью, чётким движением он, одной рукой обхватив Звёздочку за голову, запрокинул её так, что несчастное животное жалобно заверещало, и другой рукой ловко всадил кинжал в сердце по самую рукоять. Овечка безвольно уронила голову и больше не трепыхалась. - Я пролил кровь во славу Твою, Господи!!! - громовым раскатом разнеслось над долиной. Вот! Вот тот секрет, который должен был разгадать человек! Не то, что принёс Каин! Не для созидания, но для смерти и разрушения пришли люди на эту землю! …«Я пролил кровь во славу Твою, Господи!» - пронеслось над пространством и эхом отдалось в веках… Тучи разошлись, и яркий луч опустился на жертвенник Авеля. И услышали они песнь ангелов, и сказал голос с неба. - Принимаю жертву твою, Авель, сын мой. Да будешь ты теперь царём на земле и над всем живущим и растущим на ней. Крупная дрожь била Каина. Беззвучно рыдая, обезумевшими глазами, не мигая, смотрел он на камень Авеля. Как сквозь сон видел он спустившихся с неба херувимов, короновавших брата, и серафимов, дувших в трубы, прославляя нового царя. И представил он скорбно ступающих по дороге эльфов, некогда величественных жителей берегов Тигровой реки, увядающие деревья своего сада, свой дом. Дом. Надо было спасти то немногое, что осталось, самое родное. Каин сорвался с места и, что было мочи, помчался домой… …Он с грохотом вломился в дверь и, обессилев, тяжело упал на колени. Эллориэль грустно посмотрела на него. На Каине не было лица. Казалось, первый ребёнок Земли повзрослел на несколько лет. Ей ничего не надо было объяснять. Она ждала его, вещи были собраны. Отдышавшись, наконец, Каин произнёс. - Я знаю, куда надо идти. Туда, где ещё можно увидеть истинные звёзды. Эллориэль ничего не ответила. Она сомневалась, что на этой земле осталось ещё такое место, и что народ её когда-нибудь будет найден. Одно она знала точно: отсюда надо было бежать. Земля эта осиротела и одичала, и никто не даст ей возродиться. Бежать туда, где природа ещё не тронута тлением, и, если нужно, своей жизнью защитить рыдающую землю. - Жди меня на дороге, мне ещё надо завершить одно дело, - Каин решительно встал. Лицо его казалось чужим и грубым, - Я должен сделать это, - и он резко повернувшись, вышел вон… …Авеля он нашёл недалеко от подножья жертвенного холма. Он стоял, воздев руки к небу, и благодать нисходила на него. Он черпал силы для огромной власти, и лицо его лучилось. - Приветствую тебя, Царь Царей! - со злой усмешкой проговорил Каин и поклонился. Авель вздрогнул и испуганно посмотрел на брата. - Доволен ли твой бог болью земли моей? - Что ты несёшь? Да как ты смеешь! - Смею! - и Каин сильно ударил Авеля, сбив его с ног. И резко схватив его за подбородок, повернул лицом к небу. - Смотри, Господи на жертву мою, - прокричал он, - она должна быть тебе по нраву, - и, выхватив из-за пазухи нож, со всего размаху вонзил Авелю в Грудь, - Вот кровь ненасытной Славе Твоей. И снова небо ответило ему молчанием… …Он бежал, не оглядываясь, не разбирая дороги. Быстрей к любимой, прочь с постылой земли. Но голос с неба подкосил ему ноги. - Где Авель, брат твой?..
____________
Шли дни, недели, месяцы, прошёл год. В бесплодном плутании забрёл Каин в землю Нод, где и решил прекратить поиски подзвёздного народа. Там он основал город, названный им Енох, по имени сына. В нём и окончил он дни свои. Потомство его, должно быть, погибло во время потопа, однако, как гласит приданье, жило недалеко от народа Израилева племя Каинитов, злобных кочевников, постоянно искавших чего-то, и ненавидевших весь род человеческий. Вместо Авеля даровал Яхве Адаму и Еве сына Сифа и через него осуществил замысел свой. Неизвестно, нашёл ли он невесту у короля троллей, но потомство его было богатым. Яхве мог быть доволен. Тварь быстро распространилась по земле и планомерно стала уничтожать её. Что до самого Вездесущего Бога, то после передачи власти Христу на земле его больше не слышали. Вероятнее всего, нашёл он себе новую игрушку на задворках Вселенной, хотя иные верят. Что он по-прежнему с нами. Доподлинно известно лишь то, что
Два ангела, чёрный и белый, сплелись в небе в неистовом танце. И была в том танце извечная борьба созидающего и разрушающего.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете добавлять Фото
