Вы помните, дорогие друзья, в теме Нарышкиных я поминала князя Ивана Михайловича Долгорукого.
Он рассказывал интересную запутанную любовную историю, где потерпевшей героиней была княгиня Наталья Петровна Нарышкина.
Снова вспомним князя, но теперь в связи с другой дамой – княгиней Натальей Сергеевной Долгорукой, ур. Салтыковой.
Хочется озаглавить этот сюжет: Князь, да Вы, батюшка, шалун!
Далее идёт текст из произведения князя Долгорукого. Текст мною отредактирован только в одной строчке. Остальное – оригинал. Читайте неспешно, как жили и чувствовали в те времена:
«Княгиня Наталья Сергеевна, невестка князя Долгорукого (Владимира Сергеевича, вдова брата его Николая Сергеевича – я добавила). Она была за братом его родным, сама же по себе роду Салтыковых, прижила с ним сына и дочь, овдовела и жила с ними и с деверем своим домом в Москве. Я с ними не имел никакого родства, но короче был всякого родственника по свычке частого с ним обращения. Княгиня была женщина умная, рассудительная, сметливая, но подвержена слабости горячих темпераментов, и в самой даже старости платила дань своим восторгам. Я был уже женат, когда ознакомился с ней, но юн в страстях, и, чем более сберег себя в молодости, тем сильнее обуревал меня самого пылкий мой характер; и так знакомство мое с княгиней уподобилось соединению огня с соломой. Почитая себя рабом моих должностей, а наипаче супружеского союза, я никогда не смел нарушить прав его и отдать себя вполне другой женщине, но не было той ласковости, сколь бы далеко ни заводило нас воображение, которых бы я не истощил с княгиней. Она сама была еще в тех летах, в которых можно понести бремя, для нее по вдовству слишком позорное, потому рада была, что нашла молодого человека, которого удовлетворять могла одними нежными и вольными ласками, не решаясь на последний и соблазнительный шаг в интриге. По правде сказать, мы весьма близко от него вертелись, и чуть-чуть... Сколько минут восторгов, сколько очаровательных ощущений мне на мысль приходит! Чужды от всякого подозрения внешнего, но неравенству наших лет, мы тем свободнее могли следовать волнению крови, В их доме по вечерам съезжалась всегда мужская круговенька, небольшая, но отборная: поиграют в карты, побеседуют, отужинают и разъедутся; деверь ретируется спать, а я останусь с ней один, и часто до двух, трех часов за полночь, предаваясь чувственности, не выходишь из обморока страстей естественных. Нет! никогда я так не наслаждался животным моим существом, как у нее и с нею. Это продолжалось несколько лет, до поездки моей в Пензу, и по возврате оттуда несколько времени еще длилось; она начала, наконец, ослабевать в силах телесных, душа тогда возмужала. С примерным великодушием переносила наижесточайший недуг, мужественно встретила последнюю свою минуту, простилась со мной за день до смерти, как искренний друг, умирала с твердостью во всех Християнских отрадах Веры, очистила грехи свои горячим прибежищем к Богу с раскаянием и предузнала почти минуту своего конца, в благочестьи уснула навек. Я с искренними слезами сожаления проводил гроб ее до Девичьего монастыря, где высечены на камне надгробием стишки мои, и таковые же написаны на смерть ее, кои напечатаны в моих книгах. Деверь пережил ее немногими годами и положен с ней рядом."
Далее князь пишет о коварстве женщин: "Во время связи моей с княгиней случилось происшествие между нами, достойное частых моих воспоминаний. Однажды получил я, в виде письма на мое имя, прегнусный пасквиль на ее счет. Она была разругана, не пощажен и я. Почерк так был подделан под ее руку, что если бы не самое ее бранили, то можно бы подозревать, что это собственная ее шутка. Я тотчас с письмом бросился к ней, она его прочла, никого, кроме нас двух, в комнате не было; под окошком никто не слонялся, за дверьми никто в щелку не заглядывал, словом, мы были точно одни. Поговоря о таком наглом поступке и условившись доискиваться, от кого оный произошел, она при мне сожгла грамотку, оторвала печать, спрятала в столик, заперла ключом, и делу край. Скоро потом явился я в другой дом, совсем ей незнакомый, и где я был короток. Там, по некоторым насмешкам догадавшись, что есть какое-нибудь сведение о полученном мною пасквиле, выспрашивал у двух хозяек, с которыми я остался один, не знают ли они, что за странное письмо ко мне на днях было адресовано и от кого? Долго хохотали они, долго запирались, и я, наконец, потеряв терпенье, угрожал им, что без их доверенности найду средство открыть эту тайну, сличая руки тех, с кем я в переписке. На сие вдруг возразили мне. «Трудно будет сделать проверку, потому что письмо сожжено, и одна только печать осталась, которая заперта». Тут я признаюсь, что побледнел и испугался их, как чародеек. Кроме этого ничего не выведал, и до сих пор, спустя лет тридцать потом, не довелось мне сведать, ни кто сочинял этот пасквиль, ни для чего адресован был именно ко мне. Так это и прошло. Больше одного раза никто не предпринимал повторить со мной подобной глупой шутки, и я скоро насчет последствий успокоился, да их и не произошло.»
Остаётся заметить: "О времена, о нравы!" (с)
Напомню источник: Долгоруков, Иван Михайлович «Капище моего сердца»
18 ноя 2014, 08:35
Holgerd
Зарегистрирован: 11 сен 2011, 07:27 Сообщения: 3151 Откуда: Самара
Re: Знаменитые Династии России №43 - Салтыковы
И опять, хорошо, но мало. Замечание сделаю только одно - существует версия, что Салтыков-Щедрин всё-таки не относится к этому роду. Даже доводилось читать, что его предки носили фамилию Солтыковы, но изменили её, дабы примазаться к знатному семейству. Никаких генеалогических сведений о принадлежности Щедрина к династии Салтыковых не существует. Впрочем, всё-таки большинство источников называются писатели представителем этой династии, так что не будем цепляться к мелочам. Тем паче, что род был большой, даже в Польше имелась ветвь, так что какой-то малоизвестный отросток имеет право на существование.
Всех Салтыковых, про которых знал я, в выпуске упомянули. Остальных не знаю, поэтому мне сложно сказать, чья судьба интереснее - Марии Александровны Салтыковой, которая попала в выпуск, или Алексея Дмитриевича Салтыкова-Индийца, которого там нет. Конечно лучше бы там были все, но понятно, что втиснуть остальных уже некуда, поскольку на этот раз весь объём журнала использован максимально эффективно. Лучшие представители действительно лучшие, времена и судьбы изобилуют интересными судьба. Понравился подробный рассказ о Романовых-Ивановичей, которых у нас часто забывают, и о женитьбе по любви царевны Прасковьи. Шаг действительно смелый, Пётр - он такой, не хватило бы европейских принцев, мог выдать за китайца. Под завесой тайны действительно большая тайна - тайна рождения Павла I и отцовства Сергея Салтыкова. И конечно Щедрин - настоящий феномен. Жаль только, что из биографии фельдмаршала Ивана Петровича Салтыкова вспомнили только о его хлебосольстве. А ведь он прошёл практически через все сражения своей эпохи - Кёнигсберг, Эльбинг, Цорндорф, Кагул, Хотин (два раза), и везде отличился, заслужив 5 орденов.
Принципиально мне не понравилось только то, что авторы зациклились на истории Марии Хлоповой. Роль Бориса и Михаила Михайловича Салтыковых в истории России этой афёрой не ограничивалась. В выпуске совершенно не отмечено, что Салтыковы были близки к престолу ещё до женитьбы Ивана V на Прасковье Салтыковой. Борис и Михаил по матери родные племянники инокини Марфы и двоюродные братья царя Михаила. Именно тогда началось восхождение Салтыковых, они сумели даже обставить в местническом споре самого Пожарского. Вернувшийся из плена Филарет первый делом решил избавиться от племянников жены, от которых не было никакой пользы окромя вреда, и история с Хлоповой оказалась ему на руку. После смерти патриарха братья вернулись ко двору в качестве почётных, но уже не играющих особой роли родственников. Так что это не Салтыковы сыграли роль в истории с Хлоповой, как написано в журнале, а Хлопова оказалась замешенной в интриги всесильных братьев.
В остальном и династия крайне интересная, и выпуск достойный. Пять с плюсом.
В журнале рассказано про Ивана Петровича Салтыкова. У него была дочь Анна Ивановна Салтыкова. Хочу обратить ваше внимание на эту девушку, наследницу подмосковной усадьбы "Марфино".
Третья дочь фельдмаршала Ивана Петровича Салтыкова и его жены Дарьи Петровны (урождённой Чернышёвой). Воспитывалась матерью, получила хорошее образование: знала иностранные языки, литературу, имела репутацию очень образованной женщины. Была фрейлиной Екатерины II.
С соизволением императора Павла I 20 ноября 1799 года в Москве Анна Ивановна была помолвлена с «отставным камергером» графом Григорием Владимировичем Орловым.
Орловы, фавориты императрицы Екатерины II, пользовались большой нелюбовью у императора, и графине Дарье Петровне Салтыковой, к которой Павел был расположен, пришлось даже ездить в Санкт-Петербург, чтобы получить дозволение. Свадьба состоялась 16 февраля 1800 года. «Графинею Анной Ивановной мы все чрезвычайно довольны; ласкова и внимательна, любит нас и мы её любим; начало очень благое, слава Богу» — так писал граф В. Орлов графу Панину после свадьбы. Однако слабое здоровье графини, как её звали в домашнем кругу «Нини» потребовало перемены климата и лечения заграницей. Григорий Орлов оставил службу и уехал с женой в Европу.
По некоторым воспоминаниям графиня Орлова была «прелестная женщина, полная ума и в то же время самой милой простоты и наивности. Голубые глаза её испускали губительные лучи; она умела „флиртировать“ самым очаровательным образом. В 1815 году супруги Орловы поселились в Париже, где вошли в тесный контакт с местной культурной жизнью. В салоне Анны Ивановны собирались многие писатели и учёные, привлекаемые литературными занятиями графа Григория. Она и сама принимала участие в его трудах, как, например, в предпринятом им, при содействии 86 французских и итальянских писателей, переводе на французский язык басен Крылова. «В доме Орловых», писал Плетнёв, «открылся как бы турнир поэзии. Участникам хотелось не только понять смысл басни, но, так сказать, к сердцу приложить каждый её стих, каждое слово. Гостеприимные хозяева работали для них неусыпно». Чета Орловых безуспешно объехала Германию, Швейцарию, Англию и Италию в поисках облегчений от мучившей графиню болезни сердца, от которой она и скончалась в 1824 году в Париже. Один из их французских гостей, Лемонте, посвятил после смерти графини заметку, в которой превозносил «её ангельские черты, кроткую религиозность, её широкую благотворительность и обширные познания»… Он также писал: «В Россию вернётся прах этой женщины, которая была украшением своего пола и своего отечества и заставляла любить Провидение, коего являлась на земле совершеннейшим созданием и лучшим служителем». Итальянский поэт Лампреди посвятил памяти графини оду, в которой описывал её долгие страдания. Её тело было перевезено в Россию и похоронено в семейном склепе Орловых в Отраде.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете добавлять Фото