Генералы Наполеоновских войн

Кто следующий

больше сегодня никого не хотел но ладно исполню свой долг перед предками а то давно казаков не было . сейчас читаю Ермолова в паралельной серии великие персоны и так вот там он Власов часто встречается саратник Ермолова , атаман . следущих тоже потом выставлю парочку друзей Ермолова 1Власов Максим Григорьевич (1767–1848) - Генерал от кавалерии. Войсковой атаман Дона. Главноуправляющий Черноморского казачьего войска. в многовековой истории Донского казачьего войска казак станицы Раздорской считается одним из известнейших военных деятелей. Он имел богатейшую боевую биографию, ещё в молодости став одним из геройских казаков. Более того, он являлся одной из наиболее ярких личностей среди войсковых атаманов тихого Дона. Довелось ему простоять шесть лет на вершине власти и в Черноморском казачьем войске.

Происходил Власов 3-й из «обер-офицерских Войска Донского детей». В десятилетнем возрасте был отдан отцом в обучение монахам Киево-Печерского монастыря, хотя в тот же 1777 год был записан на службу рядовым казаком. На Дон, в родную станицу, Власов-младший вернулся в 1784 году, пробыв в монастыре семь долгих лет.

На действительную службу он попал по меркам того времени очень поздно, в 19 лет, в 1786 году. Будучи человеком образованным, он в 1790 году был назначен полковым писарем.

Екатерининская эпоха позволила ему уже вскоре отличиться на поле брани и стать казачьим офицером. Он участвовал в двух Польских кампаниях: в 1792 году (получил чин сотника) и в 1794 году (стал есаулом). Боевое крещение в делах против польских конфедератов сослужило Максиму Власову хорошую службу: он показал себя доблестным офицером.

После длительной полковой службы в 1805 году ему доверяется управление делами войсковой канцелярии, затем он был переведён в образцовый Атаманский полк.

В Русско-прусско-французской войне 1806–1907 годов офицеру-атаманцу довелось не раз отличиться. Сражаясь под знамёнами атамана Войска Донского М. И. Платова, он участвовал в делах казачьей конницы при Мальге, Омулёве, Едвабно, Алленштейне, Гуттштадте и, наконец, во Фридландском сражении. Иначе говоря, боевую практику есаул Максим Власов получил богатую.

За храбрость в сражениях против французов на земле Восточной Пруссии он награждается орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом и прусским орденом «За заслуги».

Затем он приобретает новый боевой опыт в войне с Турцией, участвуя в кампаниях 1809 и 1810 годов. Он сражается на валахском и болгарском берегах Дуная у Браилова, Гирсова, Кюстенджи, Силистрии, Татарицы. Одним из его наиболее славных и громких дел стало пленение двухбунчужного паши Махмуд-Ширана.

В январе 1810 года Власов производится в подполковники. В феврале следующего года получает под своё командование Донской казачий полк, который теперь стал носить имя Власова 3-го.

…С самого начала Отечественной войны 1812 года, которая прославила М. Г. Власова как казачьего военачальника, его полку пришло участвовать в беспрерывных арьергардных боях. С начала отхода русской армии от берегов пограничного Немана Власов со своими донцами не выходил из боёв с французами. В списке тех боевых дел значатся: Большие Солешники, Ольшаны, Камень, Молево Болото, Смоленское сражение.

За доблесть в жарком и упорном бою с французами при Молевом Болоте полковой командир награждается Золотым оружием — саблей с надписью «За храбрость».

В славной для русского оружия битве на поле Бородина подполковник Максим Власов 3-й командовал отдельным казачьим отрядом, состоявшим из четырёх полков. Уже одно такое командование служит ему лучшей характеристикой: чина полковника он ещё не носил.

Когда началось преследование отступавшей наполеоновской армии, донцы вновь оказались в гуще военных событий. После сражения у Малоярославца Власов постоянно находился со своим полком в составе авангардных сил русской армии. Под городом Смоленском его казаки захвалили девять неприятельских орудий.

Пожалуй, самым громким делом Максима Григорьевича в ходе Отечественной войны 1812 года стал бой у Ковно, на российской границе. Он, командуя отрядом из трёх казачьих полков, захватил в плен 23 офицера и 2237 французских солдат.

За доблесть при преследовании неприятеля и изгнании его из пределов России он награждается Военным орденом Святого Георгия 4-й степени. В феврале 1813 года следует производство в полковники.

…Во время Заграничных походов русской армии власовский полк состоял в отдельном отряде генерал-адъютанта А. И. Чернышёва, будущего военного министра России при императоре Николае I. Власову в 1813 году довелось отличиться почти сразу: в бою на прусской земле при Мариенвердере донские казаки отбивают у французов 15 пушек.

В заграничных кампаниях он участвует во взятии Берлина и Люнебурга, боях у Шарлоттенбурга и Виттенберга. Особо отличается в столкновении с неприятелем у Белцига, когда его казаки захватили в плен 20 офицеров и 1207 рядовых наполеоновской армии. За это славное дело, «за отличную храбрость и мужество» полковник Власов 3-й награждается орденом Святого Георгия 3-й степени.

Затем власовские казаки принимают участие в лихом кавалерийском набеге на город Кассель, в сражении при Ганау, в блокаде крепости Куверден на голландской земле. В награду за Кассельский рейд следует производство в генерал-майоры. Получает Максим Григорьевич и очередной боевой орден — Святой Анны 2-й степени.

В 1814 году боевые действия переносятся на территорию Франции. Новоиспечённый казачий генерал со своими донцами участвует в штурме крепости Суассон, взяв в том деле в плен 300 человек. Затем казаки под его командованием отличились в боях у Бери-о-Бак, Лаона, Реймса, Вилькуа, Мартена.

За доблесть в боях на французской земле Донской казачий полк Власова 3-го удостоился почётнейшего полкового Георгиевского знамени, став одним из прославленных героев в Войске Донском.

После окончания войн с наполеоновской армией генерал-майор М. Г. Власов вернулся на Дон. В мае 1819 года он отправляется на только что официально начавшуюся Кавказскую войну, получив назначение на должность походного атамана Донских казачьих полков в Грузии, которую постоянно тревожили набеги воинственных горцев и лихорадили внутренние неурядицы. Власову пришлось заниматься «наведением порядка» в Имеретии и Ширванском ханстве.

Вскоре он получает назначение на Кавказскую укреплённую линию. Максим Григорьевич с декабря 1820 года по август 1826 года исполняет должность главноуправляющего Черноморским казачьим войском, полки которого стояли на берегах Кубани, отражая нападения отрядов черкесов из горных лесов. В те годы Кавказская война в Причерноморье быстро «набирала свои обороты».

За время, когда Власов 3-й стоял во главе Черноморского казачьего войска, было проведено несколько больших военных экспедиций против «закубанских народов». Одновременно казаки-черноморцы отбили немало набегов с левобережья Кубани, из Черкесии. За участие в войне на Кавказе генерал-майор награждается орденами Святого Владимира 2-й степени и Святой Анны высшей, 1-й степени.

Он оставил пост главноуправляющего Черноморским казачьим войском не по своей воле. Власов был предан по повелению императора Николая I суду за разорение двух аулов мирных черкесов. Его отстранили от всех занимаемых должностей и «посадили под арест в крепость».

В рескрипте на имя главнокомандующего русскими войсками в Грузии (Отдельного Кавказского корпуса) генерала от артиллерии А. П. Ермолова государь так охарактеризовал действия Власова против горцев:

«…Ясно видно, что не только одно лишь презрительное желание приобресть для себя и подчинённых знаки военных отличий лёгкими трудами при разорении жилищ несчастных жертв, но непростительное тщеславие и постыднейшие виды корысти служили им основанием».

Однако военный суд, разобравшись в тех событиях, оправдал действия главноуправляющего черноморским казачеством. Однако император Николай I официально помиловал генерал-майора Власова 3-го только в феврале 1830 года.

Вскоре государь отправил его, уже седого старика, в Польшу, где начался сильный мятеж против России. В 1831 году, в сражении при Вавре, генерал-майор лично водил донских казаков в атаку на польскую кавалерию. В жарком конном бою неприятель был опрокинут, частью истреблён, частью рассеян в окрестных лесах.

То дело при Вавре вошло в биографию 64-летнего М. Г. Власова 3-го особой строкой: он впервые в своей долгой жизни был ранен. И как ранен! В одном конном бою он получил сразу 10 ран, из них восемь были сабельными, а грудь пробита двумя ударами уланских пик. Тяжелораненым его вынесли с поля боя в критическом для жизни состоянии.

За подавление Польского мятежа 1831 года донской военачальник производится в чин генерал-лейтенанта. Крепкое здоровье позволило ему вскоре вернуться в строй.

В феврале 1836 года Максим Григорьевич Власов назначается войсковым атаманом Войска Донского (утверждён же в этой должности был только в октябре следующего года). В высочайшем рескрипте говорилось следующее:

«…Назначается… с целью поддержания в войсках боевого казачьего духа, поднятия коневодства и искоренения злоупотреблений».

Известны слова, которые были сказаны казачьему военачальнику самодержцем в личной беседе по случаю назначения на атаманство:

«Я посылаю тебя туда потому, что надеюсь на тебя и у тебя нет там ни родства, ни кумовства».

Жизнь показала, что административная деятельность Власова на посту войскового атамана оказалась для Донского казачества очень плодотворной. В знак признания его заслуг 10 октября 1843 года он производится в генералы от кавалерии.

В 1848 году в станице Усть-Медведицкой Максим Григорьевич ушёл из жизни, скончавшись от холеры. Ею он заразился от больных казаков в холерном бараке, который не раз безбоязненно посещал во время эпидемии. Он был похоронен там же, в ограде станичной Воскресенской церкви.

История донесла до нас следующую характеристику одного из известнейших войсковых донских атаманов. Благодаря ей мы видим человека таким, каким он был для современников:

«Как боевой генерал Власов отличался многими выдающимися качествами. Он был безумно храбр, решителен, отважен, но вместе с тем крайне осмотрителен и осторожен.

Обладая горячим пылким сердцем, он в то же время никогда не терял головы в тяжёлые опасные минуты боя и всегда спокойно и логично рассуждал, какие меры оказывались наиболее целесообразными для выхода из затруднительного положения, для достижения победы над врагом».

Максим Григорьевич Власов 3-й был последним атаманом Войска Донского из природных казаков в почти 200-летней истории Российской империи.

С 26 августа 1904 года по начало 1918 года его имя, как вечного шефа, носил 5-й Донской казачий полк.

Добавлено спустя 1 минуту 9 секунд:
НаградыОрден Святого Александра Невского (1831) с алмазами (1838)
Кавалер ордена Святого Владимира всех степеней.
Орден Святого Георгия 4-й степени.
Орден Святого Георгия 3-й степени (1813)
Орден Святой Анны 2-й степени с бриллиантами.
Орден Святой Анны 1-й степени (1826) с императорской короной (1831)
Золотая сабля с надписью «За храбрость» (1812)
Золотая сабля с надписью «За храбрость» с алмазами (1831)
Знак отличия за военное достоинство 2 степени (1831)
В 1814 за участие в ряде сражений во Франции полк Власова заслужил Георгиевское знамя.
Прусский Pour le Mérite (1807)
Шведский Орден Меча крест рыцаря 1 класса(1813)
Прусский Орден Красного орла 1 класса (1835)

Надеюсь статьи не из Википедии скопипащены??

Да вроде бы нет, по памяти он пишет

тут когда писал об одном из моих любимцев Орлове-Денисове забыл кое что вставить и картину хорошую , а тут решил и о его отце Донском атамане 1797-1801 и о деде по матери написать . 1Отец Василий Петрович Орлов (1745—1801) Мать Дарья Фёдоровна, урождённая Денисова

Супруга С 29 сентября 1805 года графиня Мария Алексеевна Васильева (1784—1829) (дочь Алексея Ивановича Васильева (1742—1807) и Варвары Сергеевны Урусовой (1751—1831)

Дети (6 сыновей и 3 дочери)

Фёдор Васильевич Орлов-Денисов (1806 — 3 апреля 1865, Ницца). Супруга — Елизавета Алексеевна, урождённая Никитина (1817—1898)
Александра Фёдоровна Орлова-Денисова (Граббе) (1837—1892)
Мария Фёдоровна Орлова-Денисова (1838—1913)
Николай Федорович Орлов-Денисов (1839—1897)
Алексей Фёдорович Орлов-Денисов (Орлов-Денисов-Никитин — с 1852) (1841—?)
Елена Фёдоровна Орлова-Денисова (1843—1898)
Алексей Васильевич Орлов-Денисов (1808—1834)
Василий Васильевич Орлов Денисов (1810—1827)
Надежда Васильевна Орлова-Денисова, была замужем с 1844 года за Михаилом Андреевичем Катениным (— до 1868)
Николай Васильевич Орлов-Денисов (1815—1855), был женат на Наталье Алексеевне Шидловской (1821—1883), во втором браке с 1857 года была за генерал-лейтенантом И. Д. Лужиным
Пётр Васильевич Орлов-Денисов (181.—1859)
Софья Васильевна Орлова-Денисова (1817—1875). Супруг — Владимир Петрович Толстой (1805—1885)
Михаил Васильевич Орлов-Денисов (1823—1863). Супруга — Елена Ивановна Черткова (1830—1891)
Пётр Михайлович Орлов-Денисов (1852—1881)
Мария Михайловна Орлова-Денисова (1856—1909)
Любовь Васильевна Орлова-Денисова (1828—1869). Супруг — Николай Петрович Трубецкой (1828—1900)
Софья Николаевна Трубецкая (Глебова) (1854—1936).
Пётр Николаевич Трубецкой (1858—1911)
Мария Николаевна Трубецкая (Кристи) (1864—1926)

Добавлено спустя 1 минуту 48 секунд:
Орлов Василий Петрович происходил из осевшего на Дону русского рода Орловых.
О дате его рождения при­водятся разные данные: 1745 г. - в различных энцикло­педиях (например, в Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия), 1753 г. - в послужном списке. Но посколь­ку далее записано, что службу начал в 1764 г. при Дербетевой орде (предположительно Большая Дурботская калмыцкая орда), то первая дата выглядит предпочти­тельнее. Дед Василия Петровича, Михаил Патрикеевич Орлов, бежал из Москвы на Дон во времена расправы Петра I над стрельцами. Впоследствии был прощен. В качестве походного есаула Войска Донского участвовал в Русско-турецкой войне 1735-1739 гг. и за заслуги получил 15 ноября 1735 г. аттестат от президента военной коллегии генерал-фельдмаршала графа Букхарда Кристофа Миниха на звание войскового старшины. Отец, Петр Михайло­вич Орлов, был войсковым есаулом.
Василий Петрович сначала служит на Кавказской ли­нии. В период 1771 по 1774 гг. участвовал в сражениях Русско-турецкой войны 1768-1774 гг. За отличие в боях с турками и татарами был награжден именной золотой медалью. Кроме того, 25 июня 1774 г. был произведен в есаулы. В 1774 г., в составе казачьих полков, был направ­лен к Оренбургу для ведения боевых действий против от­рядов Е. И. Пугачева.
С 1775 по 1779 гг. находился в Санкт-Петербурге в качестве начальника Придворной донской команды (впо­следствии лейб-гвардии казачьего полка). 28 апреля 1776 г. получил армейский чин премьер-майора. В 1782-1783 гг. был направлен в Кубанский корпус, находившийся под командованием А. В. Суворова, с которым участвовал в боях против закубанских ногайцев и горцев. За заслуги в этих боевых столкновениях 13 декабря 1784 г. был про­изведен в подполковники. В 1787 г. находился в сопровож­дении Екатерины II во время ее путешествия в Крым и по Южной Украине (Новороссии). 1 июня 1787 г. был произ­веден в полковники.
В 1787-1791 гг. в звании походного атамана донских полков участвовал в Русско-турецкой войне 1787-1791 годов. Вновь находясь под командованием А. В. Суворова, от­личился 1 октября 1787 года. В сражении при Кинбурне, где «много содействовал одержанной над неприятелем побе­де, взяв у оного 15 знамен», за что был награжден орде­ном Святого Георгия IV степени. В 1788 г. участвовал в осаде Очакова. В 1789 г. был произведен в армейский чин бригадира и пожалован золотой саблей с бриллиантами с надписью «За храбрость». 7 сентября 1789 г. отличился в сражении на реке Салча, где с казаками атаковал и оп­рокинул более многочисленный передовой корпус против­ника под командованием сераскира Гасан-паши. За этот подвиг 26 сентября 1789 г. В. П. Орлов был награжден орденом Святого Георгия III степени. В 1790 г. участво­вал в героическом штурме Измаила, где командовал 4-й колонной, состоявшей из донских казаков, вооруженных укороченными пиками. Именно на его бойцов выпали наибольшие трудности при штурме крепости. В тот мо­мент, когда часть донцов уже взошла на вал, и овладела бастионом, Бендерские ворота крепости раскрылись и противник совершил вылазку превосходящими сила­ми вдоль рва, стремясь «разрезать» колонну Орлова. Перерубив древки пик, турки наносили безоружным ка­закам большие потери. Но те мужественно сражались в рукопашную, равняясь на Василия Петровича Орло­ва, подполковника Ивана Евдокимовича Грекова и пре­мьер-майора Ивана Дмитриевича Иловайского, а, по­лучив подкрепление от подразделений М. И. Кутузова, М. И. Платова и резерва А. В. Суворова, загнали врага в крепость. Затем захватили бастион с артиллерийской ба­тареей и продолжали бой в городе.
В 1791 г. Орлов вновь отличился при переправе через Дунай и в сражении под Мачином. За успешные действия против турок в 1792 г. он был произведен в чин генерал-майора. Был пожалован бриллиантовым пером на кивер с вен­зелевым изображением имени императрицы Екатерины II и награжден орденом Святого Владимира III степени.
В 1794 г. В. П. Орлов принимал участие в боевых дей­ствиях против польских конфедератов. В 1797 г., после смерти атамана А. И. Иловайского, император Павел I предложил занять эту должность Федору Петровичу Де­нисову. Но последний, ссылаясь на преклонный возраст и слабую грамотность, отклонил это назначение и посоветовал назначить на этот пост В. П. Орлова, который был женат на его дочери Дарье Федоровне. Таким образом, новым назначением, состоявшимся 15 мая 1797 г., Орлов был обязан, в том числе и своим родственным связям. За время своего атаманства Орлов расформировал войско­вое гражданское правительство, передав его функции войсковой канцелярии, и регламентировал местное управ­ление, подготовив «Наставление станицам», по которому выборные станичные атаманы утверждались вышестоя­щим начальством. В том же году по ходатайству Орлова были созданы две роты донской конной артиллерии, по 12 орудий и 275 человек в каждой. 22 сентября 1798 г. был принят указ Павла I, по которому все донские офицеры уравнивались в чинах с армейскими офицерами соглас­но Табели о рангах, что давало им право на получение дворянства. По мнению донского историка профессора А. И. Агафонова, процесс возведения донских старшин в дворянское сословие начался еще в1738 г.
Также важным событием стал Пинский поход - 17 февраля 1798 г. В. П. Орлов получил Высочайшее по­веление собрать и держать 22 полка в полной готовности к выступлению по первому распоряжению. Осенью эти полки были отведены им к Пинску, и там шесть полков по­ступило в армию Суворова, а остальные некоторое время оставались на границе, затем вернулись на Дон. Большие заботы выпали на долю В. П. Орлова в связи с причисле­нием к Войску Донскому и последующим уходом Дурботских калмыков.
В 1801 г., в связи с изменением внешнеполитического курса, по секретному императорскому приказу В. П. Орлов вывел 42 донских полка и отправился с ними в поход в Индию. За образцовое выполнение своих атаманских обя­занностей и своевременную мобилизацию подразделений Войска Донского Василий Петрович был пожалован чина­ми сначала генерал-лейтенанта, а затем генерала от ка­валерии и награжден орденами Святого Александра Нев­ского и большим командорским крестом ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Казачьи полки уже находились на реках Иргиз и Иртыш, когда 23 марта пришел приказ об их возвращении в связи со смертью Павла I. Сам же В. П. Орлов, вернувшись в Черкассы 30 июня 1801 г. ско­ропостижно скончался «от апоплексического удара» и был там похоронен на кладбище Преображенской церкви.

Добавлено спустя 1 минуту 56 секунд:
Денисов Федор Петрович родился в 1738 г. в Пятиизбянской станице. Казачий род Денисовых имел русские корни.
Их предок - Денис Ильич, имевший прозвище Батырь (богатырь), переселился на Дон во 2-й половине XVII в. во время преследования старообрядцев сторонни­ками реформ патриарха Никона. Отец Федора Петровича, Петр Денисович, принадлежал к донской старшине - ува­жаемой и знатной части казачества. Дома Федор научил­ся читать и писать. 1 февраля 1756 г. он начал военную службу казаком в полку, который содержал пограничные караулы на Оренбургской линии. 20 марта 1763 г. Денисов был произведен в полковые есаулы и переведен с полком на Кавказ в Кизляр.
В 1768 г. Ф. П. Денисов добровольно переводится в армию фельдмаршала П. А. Румянцева, участвующую в Русско-турецкой войне (1768-1774). 7 июля 1770 г. в сра­жении при Ларге Денисов, первым врубившись в турецкую конницу, поразил 7 турок. Об этом подвиге было сообще­но П. А. Румянцеву, который обратил внимание на лихо­го казака и начал давать ему ответственные поручения. Фельдмаршал, неоднократно убеждался, что Денисов храбр, исполнителен и надежен, стал способствовать ему в служебном росте: 5 сентября 1770 г. он был произведен в войсковые старшины, в 1773 г. - в премьер-майоры, в 1774 г. - в подполковники и затем в полковники. Кроме того, Федор Петрович был награжден золотой медалью с портретом императрицы Екатерины II, с упоминанием его подвигов, которых во время войны он совершил немало. А сделал он следующее; в 1770 г. направленный к Измаи­лу, во главе отряда донских казаков он разбил 6-тысячный турецкий отряд, вышедший из крепости ему навстречу, и захватил 1700 пленных и 12 знамен; 27 августа овладел турецкой артиллерийской батареей, где захватил 27 пу­шек; 30 августа взял в плен 280 турок; 22 сентября ов­ладел крепостью Татар-Бунар, захватив в ней 23 пушки и 15 знамен; затем разбил турок в устье Дуная неподалеку от Килии, взяв 12 знамен; участвовал во взятии крепостей Аккерман,Тульча (1770), Бабадаги Исакча(1771); в 1772 г. разбил турок у деревни Горы-балах, захватив 4 пушки и 17 знамен; при взятии Силистрии был впервые ранен пу­лей в ногу; в 1773 г. участвовал в разгроме турок у озе­ра Карасу, здесь было взято много пленных, 5 знамен и 8 пушек; под Варной, храбро сражаясь, был ранен пулей в грудь; в 1774 г. разбил под Силистрией корпус Кара-паши, взял его лагерь, 2 пушки и 9 знамен; двигаясь затем к го­роду Базарджику, он атаковал 7-тысячный конный корпус Черкеса-паши и, преследуя его, смял 13-тысячный турец­кий отряд, захватил лагерь, 12 пушек и 13 знамен; 15 июня Денисов вторично разбил войска Черкеса-паши у Ени-Базара, захватив 4 знамени, 17 июня разбил под Шумлой 17 тысяч турецкой конницы и, направленный затем к Бал­канам, заставил Юсуфа-пашу уйти за перевалы в Южную Болгарию, при этом был ранен в бою пулей в левый бок; вернувшись после выздоровления к Шумле, принял уча­стие в отражении вылазки из нее турок и снова был ранен двумя пулями в левую ногу.
Из-за многочисленных ранений Ф. П. Денисов был вынужден до выздоровления покинуть строй, кроме того, ранения ноги стали причиной хромоты, которая сопрово­ждала его всю жизнь. Всего же в течение этой войны он со своими казаками захватил в плен 2797 человек, взял в бою 108 знамен и 68 пушек. О его храбрости стали слагать легенды, а турки дали ему прозвище «Денис-паша». Уже после окончания Русско-турецкой войны (1768-1774), 10 июля 1775 г. Ф. П. Денисов был награжден орденом Святого Георгия IV степени. В этот же день все донское казачество было пожаловано за свои подвиги император­ским знаменем с надписью: «Нашему вернолюбезному войску Донскому за храбрые и мужественные подвиги во время минувшей войны с турками».
Федор Петрович возвращается в строй в 1779 г. Он уча­ствует в военных действиях с крымскими татарами, под­нявшими бунт против хана Шагин-Гирея, в то время еще союзника России. В 1780 г. был вызван в Санкт-Петербург, а в 1783 г. снова отправлен в Крым в должности походного атамана пяти донских полков. За многочисленные заслуги Денисов в 1784 г. был произведен в бригадиры, 30 мая 1787 г. - в генерал-майоры, кроме того, награжден золо­той саблей с бриллиантами с надписью «За храбрость».
В 1787 - 1788 гг. Ф. П. Денисов принял участие в Рус­ско-турецкой войне 1787 - 1791 гг. Командуя конницей левого фланга, отличился при штурме Очакова в 1788 г., поэтому был отправлен Г. А. Потемкиным в Санкт-Пе­тербург с почетными трофеями. Екатерина II направила Денисова в Финляндию, где уже велись боевые действия Русско-шведской войны 1788-1790 гг. Федор Петрович и здесь проявил свою доблесть. 31 мая 1789 г. у дерев­ни Кири, возглавляя отряд, состоявший из 200 казаков-гвардейцев и 100 егерей, отрезал противнику путь к от­ступлению, и, преодолевая его сопротивление, окружил и нанес удар с тыла, чем способствовал общей победе русских войск. Противник потерял 300 человек убитыми и 58 солдат и офицеров пленными. Наши потери были 20 человек убитыми и 54 человека ранеными, сам Денисов получил сильную контузию ноги. За этот подвиг 9 июня 1789 г. Федор Петрович был награжден орденом Святого Георгия IIIстепени. В бою 31 мая также отличились полковник Степан Степанович Ефремов, поручик Федор Степанович Денисов, хорунжий Афанасий Абакумович Назаров. Самоотверженность и мужество показал Дени­сов и в бою 1 июня при переправе у деревни Парусальми. Здесь шведы разобрали мост и своим артиллерийским и ружейным огнем препятствовали наведению нового мос­та. Когда же мост восстановили, превосходящие силы противника атаковали наш отряд. В этот момент Федор Петрович был ранен пулей в руку, но не оставил поле боя и приказал врачу вынуть пулю прямо под обстрелом, а по­сле операции тут же сел на лошадь и стал распоряжаться расстановкой орудий на возведенных по его приказанию батареях. Затем наши пехота и артиллерия отступили под прикрытием донских казаков, которыми, продолжая оста­ваться в строю, руководил Денисов.
7 июня русские войска овладели деревней Парусальми, и, развивая наступление, захватили важный стратегический пункт - Сан-Михель, где казаки-гвардейцы взяли в плен 8 офицеров и около 100 солдат противника. Трофеями стали 1 штандарт, 2 знамени и 40 бочек пороха. Генерал И. И. Михельсон, сообщая об этом бое, в своей реляции написал: «...все вообще легкие войска, как казаки, так и башкиры, особенно же (лейб-казаки) полковник Ефремов, поручик Ф. П. Денисов и многие другие сих войск чиновни­ки, в сем деле своими подвигами отличились».
3 июля противник у деревни Коувалы атаковал каза­ков, находившихся на передовых постах. Ф. П. Денисов от казаков-разведчиков узнал о том, что шведы здесь сосредоточивают большие силы, и предположил скорое наступление врага в этом районе. Он решил устроить за­саду и заманить в нее шведов. Казаки-гвардейцы и каза­ки полка Леонова вступили с противником в перестрелку, а затем согласно плану Денисова стали отходить к дерев­не Капиасы, где уже скрытно заняли позицию пехотинцы Великолуцкого полка и артиллеристы, а по флангам за­легли 200 спешенных казаков. Шведы увлеклись пресле­дованием казачьей кавалерии и наткнулись на засаду. Получив удар с фронта и флангов, противник стал стре­мительно отступать. Денисов гнал врага в вечерних су­мерках до деревни Кутти, а затем приказал продолжить преследование шведов казакам полков подполковников Василия Ивановича Яновского и Алексея Степановича Леонова. Противник потерял в этом бою около 300 чело­век. Екатерина II наградила Федора Петровича за эту по­беду второй золотой саблей с бриллиантами и с надписью «За храбрость» и 2 тысячами рублей.
Далее, в связи с болезнью И. И. Михельсона, Ф. П. Де­нисов действовал самостоятельно. 28 июля с отрядом, со­стоящим из батальона егерей и 120 казаков, он внезапно напал на шведские посты у деревни Коувалы и преследо­вал их до шведской батареи. Находившиеся на ней артил­леристы не приняли бой и отступили, взяв с собой орудия, но оставив остальное артиллерийское снаряжение.
В это время русские моряки одержали важные победы. В трехдневном морском сражении 14-16 июля у острова Эланда адмирал Василий Яковлевич Чичагов нанес по­ражение шведам. После чего соединился с эскадрой ад­мирала Тимофея Гавриловича Козлянинова. 13 августа русская эскадра адмирала принца Карла Генриха Нассау-Зигена у Фридрихсгама в районе островов Куцал-Мулим, Котка, Муссала захватила после напряженного 14-часово­го боя 9 кораблей противника с 214 орудиями, 37 офице­ров и 1200 матросов. В этом сражении вместе с русскими матросами против шведов сражались пленные турки, ко­торых прислал сюда князь Г. А. Потемкин. Они были не только гребцами, но и участвовали в абордажном бою и захватили два шведских судна.
Мы упомянули об этих событиях в связи с тем, что по­сле них шведский флот был вынужден сосредоточиться в устье реки Кюмень, где находились шведские войска, воз­главляемые королем Густавом III Готторпом (1771-1792). Здесь вновь отличились донские казаки Ф. П. Денисова. 21 августа эскадра принца К. Г. Нассау-Зигена с боем высадила между поселками Гейнлакс и Купис десант, который стал теснить шведских егерей. В это время по сигналу, поданному с кораблей эскадры, русские войска тремя колоннами, под командованием генерал-лейтенан­та Федора Михайловича Нумсена, Ивана Васильевича Боувера и бригадира Александра Михайловича Римского-Корсакова, атаковали шведов. Правофланговая колонна А. М. Римского-Корсакова захватила вражескую батарею, прикрывавшую мост, другая часть этой колонны пере­правлялась на гребных судах на противоположный берег и наводила дополнительные мосты. Одновременно с этим колонна Ф. М. Нумсена захватила переправу у деревни Гелила. Шведы отступали по всему фронту. Казаки, не дожидаясь наведения мостов, вплавь форсировали Кюмень и бросились преследовать противника, не давая ему возможности опомниться и перестроиться для организо­ванной обороны. Они гнали шведов до деревни Суттола, где обнаружили подожженные противником склады. В те­чение ночи, потушив пожар и починив мост, казаки про­должили преследование шведов до деревни Стор-Купис, где соединились войска Ф. М. Нумсена и принца К. Г. Нас­сау-Зигена. После небольшого привала наступление было продолжено. Отряд Ф. М. Нумсена наступал в направле­нии к городу Герви-Коску, а войска К. Г. Нассау-Зигена - к городу Аборфорс, куда отступали главные силы непри­ятеля. Для связи между колоннами были назначены каза­ки. У деревни Питие войска К. Г. Нассау-Зигена настигли шведов, которые, разрушив мост и бросив обоз, занимали оборону у местечка Красный Дом. Русские егеря и каза­ки по переброшенным через разрушенные пролеты моста бревнам перешли реку и атаковали шведов. Противник бе­жал, а казаки его преследовали до самой границы. Трофея­ми стали 73 орудия, боеприпасы, 18 гребных судов, среди которых и королевская баржа. Среди особо отличившихся был назван донской полковник Андрей Иванович Поздеев.
24 сентября бригадир А. И. Римский-Корсаков, находив­шийся с отрядом у города Нейшлот, получил сообщение от находившихся на передовых постах казаков о движе­нии крупных сил шведов на город Киримяки. Он отпра­вил им навстречу небольшой отряд из егерей и казаков. У деревни Ролгонеми противники встретились и вступи­ли в перестрелку. Шведы были вынуждены отступить к деревне Юликони. В тот же день у деревни Талбанеми казаки предотвратили попытку высадки шведских войск. 28 сентября А. М. Римский-Корсаков, узнав о намерении шведов переправиться по Саймскому мосту к деревне Юлькони, чтобы отрезать войска А. М. Римского-Корсакова от Кирки Киримяки, отправил отряд для овла­дения вражеской батареей, что было быстро выполне­но. Когда же вражеские подкрепления начали теснить русских, то, взяв два орудия, наши отступили, потеряв убитыми 52 человека и ранеными 42 человека. Эти­ми боевыми действиями закончилась кампания 1789 г., в которой русские войска смогли выйти к пограничной реке Кюмень. За умелое руководство подразделениями и личную доблесть Ф. П. Денисов был награжден орде­ном Святого Владимира II степени.
Весной 1790 г. боевые действия возобновились. 19 ап­реля бригадир А. М. Римский-Корсаков провел рейд к де­ревням Юлякони и Кумуранда. Противник, занимавший здесь позиции, был полностью разбит. Были взяты в плен 31 человек, захвачена 1 пушка, уничтожены запасы фура­жа и 12 канонерских (артиллерийских) лодок. При захвате вражеской артиллерийской батареи особенно отличились донской подпоручик Петр Иванович Бирюков (казаки-гвардейцы носили общеармейские звания) и приказный казак Веденеев. Уничтожив укрепления шведов, отряд А. М. Римского-Корсакова вернулся на свои позиции. Еще более успешным был рейд отряда генерала Ф. М. Нумсена за Кюмень к городу Мемелю. В результате этого похода русские захватили в плен 5 офицеров, а трофеями стали 12 орудий.
22 апреля Густав III с отрядом численностью 1500 че­ловек и двумя орудиями отправился от кирки Валкиала на рекогносцировку местности до деревни Тайкала и потеснил наши передовые посты. В 4 верстах от Тайкалы шведы соорудили батарею. Ф. П. Денисов по пятам шведов занял деревню, а 24 апреля атаковал с двумя батальонами лейб-гренадер, Тобольским пехотным пол­ком, батальоном Эстляндского егерского полка, двумя ро­тами Финляндского егерского полка, эскадроном казаков лейб-гвардии, казачьим полком А. С. Леонова вражескую батарею. Противник, бросив выгодную позицию, стал от­ступать, разделившись на две части: одна - по направ­лению к деревне Селямпии, а другая - через деревню Йокала к Ороволовой мызе. Отряд Ф. П. Денисова настиг врага у деревни Раренда и обратил в бегство, у самой мызы казаки захватили обоз шведов. Отступая, Густав III решил перейти в контратаку у Маттиловского моста, по­сле того как получил подкрепление, и численность его от­ряда возросла до 7 тысяч человек. Однако натиск войск Денисова сокрушил превосходящие силы противника и заставил их отступать. Шведы подожгли за собой мост, но это не остановило казаков. В который раз они вплавь преодолели водную преграду и продолжали преследова­ние всю ночь, отогнав противника за Кюмень. Вдоль по­граничной реки Ф. П. Денисов развернул казачьи аванпос­ты. Шведы потеряли убитыми и ранеными 150 человек, русские - 45 ранеными и 15 человек убитыми. В плен были взяты 9 человек. Из шведского плена освободили 15 русских солдат, которые были захвачены шведами 18 апреля во время неудачной для нас попытки вытеснить противника из деревни Парадокоски и Керникоски. Тогда наши войска понесли очень большие потери: 197 человек убитыми и 306 ранеными. После этого сражения от ран скончался генерал-лейтенант принц Ангальт-Бернбургский. Среди отличившихся в этом пятичасовом сражении был назван хорунжий Василий Кириллович Усачев. Таким образом, победа отряда Ф. П. Денисова над войсками ко­роля Густава III стала своеобразным реваншем за неуда­чу 18 апреля. 24 апреля среди донских казаков особенно отличились полковник Василий Тимофеевич Денисов, командовавший лейб-гвардейским казачьим полком, ка­питан лейб-гвардии казачьего полка Андрей Филиппович Слюсарев, есаул Леонтий Ежов, поручик лейб-гвардии ка­зачьего полка Трифон Долгов. Впоследствии на вопрос императрицы Екатерины, как он, Денисов, осмелился со своими малыми силами напасть на самого короля, Дени­сов ответил: «Смелость отворяет широкие ворота к побе­де». 27 апреля Ф. П. Денисов получил известие о том, что у деревни Перелы шведы перешли Кюмень и теперь находятся на российской территории. Он отправил вто­рой батальон Эстляндских егерей, под командованием лейб-гвардии гренадерского полка секунд-майора Ер­шова, с частью лейб-гвардии казаков. Атаковав шведов с трех сторон, русские отбросили противника обратно и выставили свои посты. Ершов свидетельствовал, что «все бывшие в сем деле офицеры, егеря и казаки, посту­пали с отличною храбростью». 1 мая шведы перешли в наступление на отряд Ф. П. Денисова по Елимской доро­ге и начали теснить передовые посты. Полковник Васи­лий Тимофеевич Денисов, собрав лейб-гвардии казаков с ближайших постов, смело атаковал шведов и отразил нападение, они отступили, оставив 13 человек убитыми и 5 человек пленными.
На море тем временем обстоятельства изменились: 30 апреля эскадрою адмирала В. Я. Чичагова был заме­чен шведский флот численностью около 30 судов. Наши корабли приготовились к отражению атаки. 1 мая швед­ский флот, пройдя между островами Наргеном и Вульфом, подошел к Рееельскому рейду. 2 мая начался бой. В. Я. Чичагов, несмотря на то, что силы русского флота были значительно слабее, смело атаковал шведов и заставил их отступить. У шведов был захвачен корабль «Принц Карл» вместе с 64 пушками и 500 членами ко­манды, в том числе и 100 кирасирами, предназначен­ными для десанта. Особую роль в этом успехе сыграла команда нашего корабля «Ростислав». Однако 4 мая шведы, под предводительством самого короля, разгро­мили наш гребной флот под Роченсальмом, после чего Густав III потребовал сдачи от Фридрихсзамского гарни­зона, но получил отказ. Узнав об этом, наши сухопутные войска поспешили на выручку, поэтому шведы, не пыта­ясь высадить десант, всем флотом ушли к Питкопасу. Под Нейшлотом шведы потерпели несколько мелких неудач. 22 мая у деревни Перелы шведы отправили своих казаков для снятия нашего казачьего поста (Густав III попытался создать отряды легкой кавалерии наподобие казачьей, но сходство заканчивалось только принятием на воору­жение пик). Шведы были отбиты, взятый в плен «швед­ский казак» сообщил, что в деревне 150 человек пехоты с двумя пушками и 30 человек кавалерии. Генерал-майор Ф. П. Денисов приказал премьер-майору Унгврнштернбергу, находившемуся в Селямпии, с частью Тобольского пехотного полка и лейб-гвардии казаками выбить шведов из Перелы. В ночь на 23 мая отряд скрытно выступил в поход. Уничтожив шведские посты и перейдя речку, с двух сторон атаковал деревню. Шведы после непродол­жительного сопротивления начали поспешно отступать. Одна часть казаков-гвардейцев с сотником А. А. Назаро­вым бросилась их преследовать и гнала целых 10 верст до деревни Ялы. Остальные лейб-гвардии казаки раз­рушили шведскую батарею в деревне. Из отличившихся Денисов в своем донесении отмечает «лейб-казачьей команды поручика Долгова, который, перейдя за реку с 15 казаками, ударил на неприятельский пост и разбил его, сколол трех и одного взял в плен». Казаками Наза­рова было убито 7 шведов и трое взято в плен. 22 мая у села Савитайлола шведский генерал Густав Мориц Армфельд во главе 4 тысяч человек атаковал отряд ге­нерал-майора Алексея Ивановича Хрущева. Нападение шведов было отбито, причем сам Г. М. Армфельд был тя­жело ранен. 30 мая донской полковник А. И. Леонов со своим полком у деревни Пукала, отразил попытку против­ника высадиться на наш берег. Эскадра вице-адмирала Александра Ивановича Круза, вышедшая 23 мая из Крон­штадта на соединение с Ревельской эскадрой, пользуясь попутным ветром, дошла до острова Сескара, где встре­тилась с превосходящими силами шведов под командо­ванием герцога Карла Седерманландского и вступила в бой. Шведы отступили, опасаясь шедшей на соединение с А. И. Крузом эскадры В. Я. Чичагова. Эскадры действи­тельно соединились и заблокировали шведов в Выборг­ской бухте. В последовавшем за этим ожесточенном бою шведы были разбиты. 5 линейных кораблей, 2 фрегата и несколько мелких судов противника были захвачены с бо­лее чем 5 тысячами человек, сдавшимися в плен. Во вре­мя преследования было еще взято 2 корабля и 1 фрегат, остатки разбитого флота укрылись под защиту Свеаборгских укреплений. 27 июня шведы по Мендугарской дороге вторглись на нашу территорию. Атаковали казачий пост и двинулись к деревне Тогокоти. Генерал Ф. П. Денисов выслал вслед за ними батальон лейб-гвардейских грена­дер, 70 егерей и несколько лейб-гвардейских казаков под командой подполковника Гаврилы Алексеевича Кропотова, командира Тобольского пехотного полка. 28 июня Г. А. Кропотов атаковал шведов у Тогокоти и заставил их отступить обратно по Мендугарской дороге. Противник потерял 18 человек убитыми и одного пленным. Г. А. Кро­потов, узнав, что другой отряд шведов направляется к Да­выдовской крепости и деревне Капиасы, укрепился в То­гокоти, чтобы задержать шведов. Тем временем донской полковник В. Т. Денисов с 17 лейб-гвардейскими казака­ми следил за движением шведского отряда. Он нашел в 18 верстах от крепости Давыдов, у пильной мельницы у озера Каннус-Эрви, удобное место для засады и занял там позицию, сообщив об этом генералу Ф. П. Денисову. Федор Петрович выслал на помощь оставшихся у него 35 лейб-гвардейских казаков и приказал трем ротам Нарвского пехотного полка быстрым маршем идти на соединение с отрядом В. Т. Денисова, сообщив об этом Г. А. Кропотову. Однако роты Нарвского полка не успели подойти к полковнику В. Т. Денисову. Тем не менее, Васи­лий Тимофеевич не отступил из-за малочисленности на­ходившихся с ним казаков, а из засады открыл огонь по шведам. Противник, пораженный неожиданностью напа­дения, повернул обратно от пильной мельницы к Тогоко­ти. Казаки, вскочив на лошадей, стали преследовать шве­дов. Отдельные всадники подскакивали почти вплотную к противнику и стреляли в него. Шведы рассчитывали на помощь своих в Тогокоти, однако почти у самой деревни их встретили орудийными выстрелами и ружейным зал­пом бойцы Г. А. Кропотова. Таким образом, шведы были окружены. После четырехчасового упорного боя шведы сдались. Из бывших у них 350 человек пехоты и 70 дра­гун осталось в живых 67 человек. У русских убитых не было, ранения получили 13 человек, в том числе 2 лейб-гвардейских казака.
Однако радостные известия о Выборгской победе над шведским флотом, о победах на суше были омраче­ны известием об уничтожении 28 июня почти всей нашей гребной флотилии принца К. Г. Нассау-Зигена, который увлекся преследованием шведских судов и попал под огонь береговых батарей у Роченсальма. Уйти из-под обстрела наши моряки не могли из-за встречного вет­ра. Шведы захватили 6 тысяч пленных и 54 судна. Сам принц К. Г. Нассау-Зиген едва спасся. Однако экономи­ческое положение Швеции и потери ее армии и флота не позволяли дальше затягивать войну. Густав III был не прочь заключить мир, который и был подписан 3 августа в Вереле. Ф. П. Денисов в 1790 г. был награжден орденом Святой Анны I степени.
В 1790 г. после окончания Русско-шведской войны и недолгого восстановления от ран Ф. П. Денисов был на­правлен в Польшу, где обстановка была крайне напря­женной. Власть короля Станислава-Августа Понятовского была очень шаткой. Да и сам он балансировал меж­ду антироссийски настроенными патриотами Польши и Тарговицкой конфедерацией, созданной сторонниками России. Приглашенные последними, русские войска под­держивали порядок, подавляя выступления вооруженной оппозиции. За успешное выполнение этой задачи в 1793 г. Ф. П. Денисов был награжден орденом Белого орла. По­сле начала польского восстания в 1794 г. он принимает ак­тивное участие в боевых действиях с войсками Тадеуша Костюшко, главные силы которого - 16 тысяч регулярных войск и около 10 тысяч косионеров (ополчение крестьян, вооруженных переделанными в холодное оружие коса­ми) - находились у деревни Поляницы. Сюда устреми­лись русские корпуса под командованием Денисова, Хру­щева, Рахманинова и прусские войска под командованием короля Фридриха Вильгельма II (1786-1797). Т. Костюшко решил разбить их по частям до объединения. И первый свой удар обрушил на Ф. П. Денисова 2 мая у деревни Щековичи. Однако донской герой, поддержанный прусскими войсками, сам начал атаку противника и добился полной победы. За этот подвиг 28 июня 1794 г. он был награжден орденом Святого Георгия II степени. 10 октября в бою у деревни Мацеевичи Т. Костюшко потерпел свое послед­нее поражение от русских войск. Федор Петрович также участвовал в этом сражении. Именно его казаки взяли в плен польского главнокомандующего. Прибыв с этой ве­стью к А. В. Суворову, он услышал в ответ: «...вот Донец, он Русский, он Илья Муромец, он Еруслан Лазаревич, он Добрыня Никитич... победа, слава, честь Русским». За­тем, под руководством А. В. Суворова, Денисов, командуя 7-й колонной, участвовал в штурме укрепленного пред­местья Варшавы - Праги. В ночь на 24 октября колонна Федора Петровича заняла деревню Яссы и под сильным фланговым обстрелом артиллерии противника овладела двумя другими вражескими батареями, после чего пре­следовала отступающих поляков и захватила 16 орудий и 1300 пленных. Победоносно вступив в Варшаву, Суворов отправляет Ф. П. Денисова преследовать 27-тысячный корпус польского генерала графа Вавржевецкого, отсту­пающего к австрийской границе. Денисов настиг поляков у селения Опочно и лично, в сопровождении одного казака, отправился в штаб противника. Застав врасплох поляков, он схватил графа и привез его в расположение русских войск. 1 января 1795 г. он был произведен в генерал-лейтенанты и зачислен в свиту Ее Величества.
Во время коронации Павла I (1796-1801) в 1797 г. Ф. П. Денисов состоял в депутации от Войска Донского для принесения поздравлений. В 1798 г., принимая во внима­ние заслуги Денисова, Павел I назначил его командиром лейб-гвардии казачьего полка. 26 февраля Денисов про­изведен в генералы от кавалерии. В 1799 г. он назначен инспектором Кавказской линии и Астраханским военным губернатором, при этом оставлен в должности командира лейб-гвардии казачьего полка. Затем Денисову приказано было взять в свое командование 28 казачьих полков, рас­положенных на западной границе, «для исполнения по­рученного». В чем заключалось это поручение, осталось неизвестным.
Когда начались приготовления к войне с Францией, Суворов, высоко ценя военные дарования Денисова, ре­комендовал императору назначить его командующим кор­пуса, направленного в Швейцарию, но Павел I предпочел генерала А. М. Римского-Корсакова. Этот полководец 14-15 сентября 1799 г. был разбит французскими войсками генерала Андре Массены, и императору пришлось убе­диться в ошибочности своего выбора. Незадолго до этого, обсуждая однажды с Денисовым ситуацию в Швейцарии, Павел разгневался на Федора Петровича за то, что он выразил уверенность в поражении корпуса А. М. Римско­го-Корсакова, если тот не изменит растянутого располо­жения своих войск. Денисову было запрещено появлять­ся при дворе. Однако события оправдали предсказания Денисова и подняли его авторитет во мнении Павла I. За опалой последовала неслыханная на Дону награда: в ап­реле 1799 г. Ф. П. Денисов был возведен в потомствен­ное графское достоинство Российской империи - первый среди донских казаков. Но служба при Павле Петровиче была подобна плаванию в открытом море. В марте 1800 г. последовала новая опала - Денисов отставлен от служ­бы «за проволочку препорученного ему дела по комиссии военного суда». 6 ноября наступило «прояснение» - он вновь принят на службу и назначен шефом лейб-гвар­дии казачьего полка. Однако новый «шторм» обрушился довольно скоро - 4 января 1801 г. Денисов отправлен в отставку «за беспорядки, происшедшие в полку, ему вве­ренном». Эти «взлеты и падения» привели к тому, что к марту 1801 г. вокруг Павла Петровича не осталось верных людей и его окружали в основном заговорщики.
Последние годы своей жизни граф Ф. П. Денисов про­вел на Дону в Пятиизбянской станице, где и умер 1 марта 1803 г. Он не оставил после себя сына. Его единственная дочь Дарья Федоровна вышла замуж за атамана Войска Донского Василия Петровича Орлова, и ее сыну от этого брака, Василию Васильевичу Орлову (впоследствии гене­рал от кавалерии), было Высочайше разрешено носить графский титул под фамилией Орлов - Денисов и переда­вать его по наследству.
26 августа 1904 г. генерал от кавалерии Ф. П. Денисов был назван Вечным шефом 11-го Донского казачьего полка.

Добавлено спустя 2 минуты 42 секунды:

из всего большого кол генералов что тут выставил несколько по моему и 5 штук не наберется наверно что из вики , совсем мало значительные , а так все другие источники

Добавлено спустя 1 минуту 29 секунд:
кто не понял первый рисунок сам Орлов-Денисов , второй жена , 3 и 4 отец , 5 и 6 дед .

Добавлено спустя 8 минут 23 секунды:
Фёдор Васи́льевич Орло́в-Дени́сов (1802—1865) — граф, участник Крымской войны. 11 января 1836 года единственная дочь славного генерала Алексея Петровича Никитина, хозяйка коломяжской усадьбы, Елизавета Алексеевна, выходит замуж за командира 4-го эскадрона Лейб-гвардии Казачьего полка, ротмистра и флигель-адъютанта Его Императорского Величества, Федора Васильевича Орлова-Денисова, представителя старинного казацкого рода. Его дед, Василий Петрович Орлов, служил генералом от кавалерии, войсковым атаманом станицы Пятиизбянской 2-го Донского округа Области Войска Донского. Его отец, Василий Васильевич, в юные годы вступил на службу в Донской казачий полк своего отца, нес пограничную службу у берегов Черного моря в передовой цепи на турецкой границе. 25 апреля 1791 года получил назначение в Петербург в Донской казачий разъездной полк, произведен в есаулы, а 24 октября 1792 года в войсковые старшины.

В 1806 году переведен в Лейб-гвардии Казачий полк с назначением командиром эскадрона Его Величества, а с 1808 года — командиром полка. Женился на дочери генерала от кавалерии казака Ф. П. Денисова, не имевшего прямых наследников-мужчин, и получил дозволение использовать двойную фамилию Орлов-Денисов и графский титул своего тестя.

Активно участвовал в боевых действиях Отечественной войны 1812 года. В Бородинском сражении в составе 1-го кавалерийского корпуса Ф.П.Уварова участвовал в нападении на левый фланг французской армии. После оставления Москвы командовал казачьими аванпостами, отличился в бою под Тарутиным, играл видную роль во время преследования наполеоновской армии, руководя партизанскими казачьими отрядами. С 1813 года — начальник охранной стражи императора Александра I, состоявшей из лейб-казаков.

4 октября 1813 года в знаменитой Битве народов при Лейпциге, во многом благодаря доблестным действиям Лейб-гвардии Казачьего полка под командованием графа Орлова-Денисова, удалось переломить ход сражения и одержать победу. Через двадцать лет День Святого Иерофея – 4 октября, станет полковым праздником Лейб-гвардии Казачьего полка, а лейб-казаки, и вообще казаки-гвардейцы, получат от петербуржцев прозвище «ерофеичи».

Василий Васильевич Орлов-Денисов был громадного роста, имел молодецкий вид и красивую мужественную наружность, он не знал себе равных в обращении с пикой и саблей. Одаренный верным военным взглядом, мужественный в бою, хладнокровный и распорядительный, он проявлял недюжинные военные способности, а блестящие природные способности легко располагали всех окружающих в его пользу. Нрав имел вспыльчивый, но отходчивый, дома был нежным семьянином, ласковым и гостеприимным. Казаков любил восторженно и гордился своим казачьим званием более всего на свете.

Имя графа В.В.Орлова-Денисова связано с легендой о том, что Государь Александр I не умер в Таганроге в 1825 году, а стал сибирским отшельником и долгие годы прожил в покаянии под именем старца Федора Козьмича. Василий Васильевич вместе с сыном Федором сопровождал закрытый гроб Императора осенью 1825 года из Таганрога в Петербург. Когда гроб Императора установили в Петропавловском соборе, его на короткое время вскрывала комиссия из 4 самых близких Александру человек, в которую не были допущены даже представители духовенства. Одним из участников этой комиссии был Орлов-Денисов, возводивший в 1801 году Александра на престол и сохранивший до конца своих дней тайну о личности человека, похороненного в Петропавловской крепости под именем Императора Александра Благословенного.

С 1841 года Василий Васильевич поселился на покой в Харькове, где и скончался после непродолжительной болезни 24 января 1843 года. Первоначально был похоронен в церкви Харьковского Покровского монастыря, а с 1911 года покоится в усыпальнице Донских героев, в войсковом соборе города Новочеркасска.

***

Старший сын В.В.Орлова-Денисова, Федор Васильевич, в 14 лет начинает службу в Лейб-гвардии Казачьем полку, в 1821 году получает первый офицерский чин корнета, участвует в войне с турками 1828-29 гг. уже в чине штабс-ротмистра. Отличился в сражениях при деревне Габерта, Гассан-Ларе, при горе Куртине и в кавалерийских делах близ деревни Гаджи-Алан-Лих, награжден орденом св. Анны 3-й степени с бантом.

В 1831 году принимал участие в подавлении польского восстания, причем особенно отличился в схватках у сел Присетицы, Старый Яцак, при Остроленке и других. 5 июня он с двумя эскадронами Лейб-гвардии Казачьего полка атаковал авангард отряда Гельгута, разбил его и взял много пленных, а 16 июля со своим эскадроном атаковал значительный отряд мятежников, разбил его и взял в плен двух штаб-офицеров, 30 обер-офицеров и около 500 человек нижних чинов. За отличия, показанные в этих делах, произведен в ротмистры и награжден орденами св. Владимира 4 степени с бантом, св. Станислава 3-й степени и знаком отличия польского ордена «за военные достоинства» 4 степени.

В 1834 г. граф Федор Васильевич пожалован флигель-адъютантом, в 1846 году произведен в генерал-майоры и зачислен в свиту Его Императорского Величества.

В 1839-1840 годах Ф.В.Орлов-Денисов перестраивает в камне по проекту академика архитектуры А.М. Горностаева старый усадебный коломяжский дом. Это тот самый желтый особняк с белыми колоннами на возвышенном месте в центре Коломяг, который местные жители и сегодня именуют «графским домом». Летние месяцы Федор Васильевич вместе с женой и детьми проводит в своей загородной усадьбе.

В 1848 году Ф.В.Орлов-Денисов назначается начальником штаба войска Донского при войсковом атамане Хомутове, а также вице-президентом Новочеркасского тюремного комитета, председателем в комиссиях для размежевания земель войска Донского и для постройки соборного храма в городе Новочеркасске и Ольхинской дамбы, заведующим главным управлением войсковых конских заводов.

В 1851 году граф Орлов-Денисов по болезни выходит в отставку, но с началом Крымской войны получает звание походного атамана казачьих полков и пожалован званием генерал-адъютанта. Принимал участие в обороне Севастополя, в том числе и в сражениях на реке Черной и на Федюнинских высотах. За отличия, выказанные под Севастополем, получил орден св. Анны 1-й степени с Императорскою короной и мечами.

В 1863 году граф Федор Васильевич привез на Дон высочайшую грамоту о сокращении срока казачьей службы с 25 на 15 лет. Одновременно он выполнял нелегкое поручение сообщить об опале князю Дондукову-Корсакову. Ф.В.Орлов-Денисов был очень добрый и отзывчивый человек, он, при помощи врожденного своего добродушия, сумел сгладить суровость этого назначения как для опального князя, так и для всего Новочеркасского общества, относившегося к Дондукову-Корсакову с большой симпатией.

Федор Васильевич очень любил своих донцов-казаков и при каждом случае старался на деле высказать эту любовь. В 1864 году появился в Петербурге один из начинающих донских писателей с целью пристроить свои корреспонденции в какой-нибудь газете. Узнав об этом, граф Орлов-Денисов немедленно пригласил его к себе, обласкал и свел ему знакомство с редакцией «Русского Инвалида», где письма начинающего автора помещались в продолжении нескольких лет.

Старший сын Федора Васильевича, Николай, воспитывался в Пажеском корпусе, в 1858 году из камер-пажей произведен в корнеты Лейб-гвардии Казачьего полка. В 1868 году произведен в полковники, а спустя два года командирован в Новочеркасск со знаменем, высочайше пожалованном войску Донскому по случаю его трехсотлетнего юбилея. Принимал участие в войне с Турцией 1877-1878 гг., за отличие в которой получил золотое оружие «За храбрость» и орден св. Владимира 3 степени с мечами и произведен в генерал-майоры. В 1885 г. зачислен по войску Донскому, в 1888 г. произведен в генерал-лейтенанты. Скончался 18 ноября 1897 г. и похоронен в семейной усыпальнице графов Орловых — Денисовых и Никитиных в Стародеревенской Благовещенской церкви, рядом с родителями и дедом — генералом от кавалерии графом Никитиным. В 1937 г. захоронения эти были уничтожены, а полуразрушенная церковь переоборудована в производственный цех завода резиновых изделий.

***

Николай Федорович женат не был и потомства не оставил, как и его брат Алексей, бывший инвалидом с детства. После их смерти Коломяжская усадьба перешла к Николаю Николаевичу Граббе, старшему сыну Александры Федоровны, дочери Ф.В.Орлова-Денисова. Дед Николая Николаевича, генерал-адъютант, генерал от кавалерии, граф Павел Христофорович Граббе, с 1862 по 1866 гг. войсковой наказной атаман донского казачьего войска. В его атаманство дана войску Донскому Императором Александром II грамота, сократившая срок казачьей службы с 25 до 15 лет. Двое сыновей П.Х.Граббе пали в бою: Александр — в 1863 г., во время польского мятежа, в деле под Сендзиовинцами, Михаил – на Кавказе во время приступа на Карс (с 5 на 6 ноября 1877 г.), находясь во главе штурмовой колонны, направленной на форт Каянлы.

Третий сын, Николай, командовал 16-м Нижегородским драгунским полком, самым прославленным из всех полков русской армии, воевавших на Кавказе. Генерал-майор Н. П. Граббе трижды совершает переход через Кавказский хребет в районе верховьев реки Зеленчук, там, где даже пешие горцы не всегда решались пройти. После успешного завершения этого похода Н. П. Граббе был представлен к награждению золотой драгунской саблей с бриллиантовыми украшениями и с надписью «За троекратный переход через Кавказский хребет». Награда героя кавказских войн дошла до нашего времени и хранится в Новочеркасском музее истории донского казачества.

В 1859 г. Николай Павлович был послан к императору Александру II с донесением о взятии русскими войсками последнего оплота сопротивления горцев Дагестана и Чечни — аула Гуниб и пленении имама Шамиля. Женат на старшей дочери Ф.В.Орлова-Денисова Александре Федоровне.

У Николая Павловича Граббе было четверо сыновей. Усадьба в Коломягах досталась старшему сыну — Николаю Николаевичу Граббе, камергеру Императорского двора. Н.Н.Граббе умер от болезни в 1913 году, когда ему было всего пятьдесят лет. Его вдова, Мария Николаевна Оболенская, после Октябрьской революции выехала на юг, в Одессу, а в 1923 году покинула Россию.

Алексей Николаевич Граббе командовал Лейб-гвардии Казачьим полком, с 1914 по 1917 год являлся командующим Собственным Его Величества конвоем. Михаил Николаевич Граббе служил в Лейб-гвардии Казачьем полку, занимал должности командующего Лейб — гвардии Сводного казачьего полка, 3-й бригады 1-й гвардейской кавказской дивизией, 4-й Донской казачьей дивизией. С 1916 года — последний Войсковой наказной атаман Войска Донского.

Дми́трий Ефи́мович Куте́йников (1766(1766) — 1844) — русский военачальник, генерал от кавалерии. 2Кутейников Дмитрий Ефимович
Войска Донского генерал от кавалерии, 69 лет (в 1835 г.)
Войска Донского из штаб-офицерских детей

Имеет ордена: российские — Св. Георгия 3 и 4 кл., Св. Александра Невского, с брильянтами, Св. Анны 1 ст., с алмазами, Св. Владимира 2 ст., большого креста; иностранный — прусский «За заслуги»; золотую саблю, с надписью «за храбрость» и с алмазами; медаль в память 1812 года и знак отличия беспорочной службы за XXX лет.

В службу вступил казаком 1778 г., 1 января; в полку походного атамана Кутейникова с 1779 г., 18 июля; есаулом 1783 г., 17 февраля, в полку Михаила Грекова; переведен в полк Степана Кутейникова с 1784 г., 23 мая, 15 лет от роду; в полку генерала от кавалерии Орлова, а затем с полком своего имени с 1787 г., 3 апреля; капитаном 1787 г., 9 ноября; войсковым старшиною 1788 г., 10 марта; подполковником 1798 г., 9 сентября; полковником 1799 г., 28 октября; полицмейстером г. Черкасска 1800 г., с 22 августа по 29 ноября; с полком имени своего с 1801 г., 8 февраля; за отличие генерал-майором 1809 г., 2 июня; с бригадой казачьих полков 1812 г., 12 мая; по увольнении на Дон 1813 г., 28 марта; уволен от службы, по прошению, 1819 г., 12 декабря; членом Комитета об устройстве Войска Донского с 1820 г., 14 мая; определен по-прежнему в службу 1826 г., 30 ноября; наказным атаманом Войска Донского с 1827 г., 7 июня; произведен в генерал-лейтенанты 1827 г., 6 декабря; в генералы от кавалерии 1834 г., 22 апреля.

В походах был: 1779 г., с 18 июля, 1782 г., по 1 августа, на Кавказской линии, для охраны русской границы от набегов закубанских народов, где, между прочими обязанностями по службе, посылался за Кубань для увещания бунтовавших татар; 1784 г., с 21 мая, 1786 г., по 20 декабря, вторично находился на той же линии и был во многих сражениях с черкесами Большой Кабарды; 1787 г., с 3 апреля, участвовал в походе с Дона на турок: 1 октября, был в вылазке под Кинбурном на Косе; 1788 г., с 10 апреля, по 1790 г., под Кинбурном же был на пикетах по берегу Черного моря и Днепровского лимана; затем, с 1790 по 1792 г., в походе к границе Польской и в пограничной страже; с 1792 г., по 15 декабря 1793 г., в Польше, в 3 части войск Украинской армии и при сдаче г. Каменец-Подольска охранял новую границу над р. Днестром; 1796 г., с 1 мая по 20 сентября, у содержания же кордонов со стороны Черноморского войска, по случаю открывшейся там опасной болезни; 1798 г., с 13 мая, по 29 апреля 1800 г., в походе с Дона к г. Пинску; 1801 г., с 8 февраля по 9 апреля, в походе с Дона к стороне г. Оренбурга и обратно; 1806 г., с 12 июля, 1807 г., по 15 января, в Москве, в разъездах, для наблюдения порядка, и затем, по 19 февраля, в походе в Пруссию, находясь на аванпостах по 10 июля и будучи в сражениях с французами: 26 марта, при с. Добролинке, 8 и 21 апреля, ниже м. Рожане, где в разлитие р. Нарева, переправился чрез реку со спешенными казаками вплавь, разбил неприятельские пикеты и взял в плен несколько нижних чинов; за переправу вплавь р. Нарева и снятие неприятельской цепи по берегу этой реки награжден орденом Св. Георгия 4 кл.; 1808 г., с 9 апреля, в Молдавской армии, в центральном авангарде, и в войну с турками, во время второй кампании; 1809 г., с 8 апреля по 7 мая, при сдаче г. Браилова; 7 — с шестью казачьими полками, в сражениях с турками, вышедшими из Браилова и следовавшими за нашею армиею, разбил неприятеля, захватив у него 3 бунчужных знамени, за что произведен в генерал-майоры; 26 и 27 июня, 19 и 20 июля, в сражениях у Браилова, при чем взято в плен до 400 чел. турок; 29 — за Дунаем; 1 августа, занял кр. Бабадаг; 10 — при покорении кр. Гирсова; 28 — в 10 верстах от кр. Кюстенджи разбил неприятеля; 29 и 30 — занял кр. Кюстенджи; 4 сентября, при м. Рассеват, разбил сераскира-пашу, захватив в плен много неприятеля и 10 знамен, за что награжден орденом Св. Георгия 3 кл.; 24 сентября и 9 октября, у Силистрии, 10 — при с. Татарице, при чем взял в плен 150 человек; 1812 г., с 12 мая, в походе с Дона, со вверенною ему бригадою казачьих полков содержал на границе Царства Польского посты; при вторжении французских войск в российские пределы, командуя бригадою тех же полков, был в сражениях: июня 22, при д. Бельковице; 27 и 28 — у м. Мира, при поражении неприятельской кавалерии, где, ударив стремительно на неприятеля в тыл, опрокинул его, захватив в плен 12 штаб и обер-офицеров и 153 чел. нижних чинов; июля 2, при м. Романове, командуя частью донских полков, с левого фланга сильно ударил на неприятельскую кавалерию; находясь в средине неприятеля, был ранен в левую руку саблею; несмотря на свою рану, окончил сражение и взял в плен 17 штаб и обер-офицеров и 293 чел. нижних чинов, за что пожалован орденом Св. Анны 1 ст.; 5, 6 и 7 августа, под Смоленском, где была под ним убита лошадь, освободил из плена батальон егерей; 11 — под г. Дорогобужем; 11 и 12 октября, под Малоярославцем; 19 — при изгнании неприятеля из Колоцкого мона¬стыря; 20 - преследовал неприятеля к Вязьме; 22 - вытеснил неприятеля из Вязьмы; 23 - преследовал его по дороге к Дорогобужу, где вверенною ему бригадою взято в плен 10 неприятельских пушек и до 1000 человек; 1, 2 и 3 ноября, преследовал неприятеля к г. Смоленску; 6, 7, 8 и 9 ноября, преследовал по дороге к м. Орше корпус маршала Нея, при чем взято в плен 138 человек; затем преследовал неприятеля к г. Борисову, от этого города к г. Вильне, где, 29 ноября, разбиты полками его бригады 3 большие неприятельские колонны пехоты и взяты: 1 пушка, 1 генерал, 1 полковник, 25 обер-офицеров и 1600 человек; от Вильны следовал, по 2 декабря, до г. Ковны за границу, находясь под командою генерала от кавалерии, графа Платова; во время этого преследования взято в плен 3 генерала и много штаб и обер-офицеров и рядовых; за все эти подвиги награжден золотою саблею, с алмазами и надписью «за храбрость»; состоя при войске 1819 г., 12 декабря, уволен был от службы по прошению и по болезни тем же чином, с мундиром; 1820 г., с 14 мая, по 26 мая 1835 г., состоял членом Комитета об устройстве Войска Донского; 1823 г., с 15 февраля по 22 мая, за усердную службу и труды по званию члена Комитета пожалован орденом Св. Владимира 2 ст., большого креста; 30 ноября 1826 г., определен в службу тем же чином генерал-майора; 1827 г., 7 июня, назначен наказным атаманом Войска Донского; эту должность занимал до 5 марта 1836 г., за что, 6 декабря этого года, произведен в генерал-лейтенанты; 1830 г., 6 декабря, за долговре-менную и усердную службу и за особые труды по званию наказного атамана Войска Донского пожалован орденом Св. Александра Невского; 22 апреля 1834 г., награжден чином генерала от кавалерии, а 22 августа того же года, удостоен знака отличия беспорочной службы за XXX лет; 1836 г., 10 февраля, уволен, по прошению, от должности наказного атамана, за болезнью.

Женат; детей не имеет.

Высочайшим приказом 30 ноября 1844 г. исключен из списков умершим.
КУТЕЙНИКОВ Дмитрий Ефимович - генерал майор, Донской Наказный атамав от 1827 г. по 1836. После десятилетней полевой службы, в 1820 г. ген. К. был назначен членом комиссия по устройству Войска Донского и своей податливостью сумел заслужить расположение министра ген. Чернышева. Когда атаман А. В. Иловайский потерял доверие властей и был уволен, на его место, в качестве Наказного атамана назначили генерала К.



Новый атаман, личность покорная и безвольная, стал точным выполнителем поручений своего покровителя Чернышева. На Дону его не любили, т. к. он был проводником мероприятий, направленных на окончательное политическое усвоение Донских Казаков. В таком духе, при участии атамана К-ва, было составлено и "чернышевское" Положение об управлении Войском Донским, которое не удовлетворяло ни казачьи народные массы, ни донских дворян. Назначение наследника цесаревича атаманом всех казачьих Войск (27 октября 1827 г.) на Дону тоже было принято без особого энтузиазма.



Не смущаясь этим, К. продолжал выполнять все предписания Чернышева. За крамольные идеи и сотрудничество с атаманом Иловайским был арестован историк В. Д. Сухоруков. Его отправили в полк, действовавший против Персов. Все собранные им исторические материалы - опечатали. После, по приказанию из Петербурга, атаман К. передал их генералу Богдановичу, бывшему в Новочеркасске по межевым делам. Составление истории Дона было поручено продолжать прежним сотрудникам Сухорукова, Кучерову. Кушнареву и Поснову, но уже под контролем ген. Богдановича. Из текста были изъяты все, хоть и правдивые, но нежелательные для властей места, а книга написана в тонах глубокой любви и преданности к России.



Зато жена атамана Мария Васильевна К-ва стояла в оппозиции к действиям своего мужа, открыто пренебрегала пришельцами и в своем семейном кругу никого из русских сановников не принимала.

Неужели это все "по-памяти"? Что-то не верится.Но это не умаляет ценности информации.

Алекс, просматриваю регулярно и спасибо Вам большое за труды! Очень полезная инфрмация. Уж извините за молчание. Обратил внимание, что на форуме люди не очень коментируют работы других и подумал, что так уж заведено. А со своим уставом в чужую церковь не ходят

Денисов Андриан Карпович (1763–1841) - Генерал-лейтенант. Герой суворовских Итальянского и Швейцарского походов 1799 года. 2

Денисовы на тихом Дону относились к старинному старшинскому роду. И их можно с полным на то основанием считать казачьей аристократией. Но добились они своего высокого общественного положения прежде всего ратными трудами и личной доблестью. В противном случае не ходить было им в старшинах и атаманах, не водить казачьи полки в походы и на войны, не одерживать победы во славу русского оружия…

Денисов 6-й родился в станице Пятиизбянской. Образование получил домашнее, основными науками для сына казачьего офицера, разумеется, были науки воинские. На военную службу в полк поступил двенадцатилетним казаком в 1776 году, начав её под начальством своего дяди графа Фёдора Петровича Денисова.

Боевое крещение получил во время Польской кампании 1783 года. Перед этим (в 1780 году) Андриан Денисов выбился в казачьи офицеры, получив чин есаула. Командовал сотней, небольшими казачьими «партиями», решавшими вполне самостоятельные задачи.

Познания в воинском деле он демонстрировал немалые. К тому же умел и любил командовать людьми, в личной жизни излишеств не терпел, в походы ходил с удовольствием, считая их делом казацкого долга. Командиром полка стал в 23 года, в 1787 году, когда началась «Вторая екатерининская турецкая война». Она сразу же прославила его и без того славное имя.

На его счету было участие в деле на Кинбурнской косе и бой при Варнице. Участвовал с «примерной храбростью» также в сражении на реке Сальче, за что казачий полковник удостоился армейского чина премьер-майора (тогда чины казачьи ещё не были приравнены к армейским). Затем последовало участие в непродолжительной осаде Бендерской крепости и овладении Бендерами.

Слава же казачьего военачальника пришла к Андриану Денисову в 1790 году под Измаилом. В том приступе, который в мировой военной истории не имеет себе равных, он командовал пешим полком безлошадных донских казаков в штурмовой колонне бригадира В. П. Орлова.

В ходе жестокого и кровопролитного штурма его донцы, вооружённые укороченными пиками, сумели в отчаянном порыве взойти на крепостной вал. Денисов первым ворвался на один из измаильских бастионов, бесстрашно увлекая за собой подчинённых. Вражеская батарея была взята единым порывом.

За этот подвиг командир казачьего полка по представлению генерал-аншефа А. В. Суворова-Рымникского был, как герой битвы за Измаил, пожалован орденом Святого Георгия 4-й степени. В измаильском деле Денисов получил сильную контузию, но поля боя не покинул, сражаясь в первых рядах до победного конца.

«Вторая екатерининская турецкая война» 1787–1791 годов закончилась для Андриана Денисова участием в июньском «заключительном» полевом сражении при Мачине. В той битве султанская армия понесла последнее, разгромное поражение и потеряла способность к дальнейшему ведению войны. Тогда казачья конница окончательно добила османов.

Денисовские казаки у Мачина действовали столь удачно, что наградой их командиру стала золотая медаль (медальон) с портретом императрицы Екатерины II. Такая награда в Екатерининскую эпоху почиталась не ниже орденской.

…Затем последовало участие в Польской кампании 1792 года. Полк Андриана Денисова входил в состав войск генерал-аншефа Каховского. Донцы в тех боях против польских конфедератов отличились в сражениях при селениях Мурафе, Валовке, Люборе, Зелиницах, Городнице. За два последних полковой командир удостоился ордена Святого Владимира 4-й степени.

За дело на Липовом поле, где был разбит большой отряд польских повстанцев, Денисов был награждён прусским королём боевым орденом «За воинские достоинства». Пруссия тогда была кровно заинтересована в полном разгроме восстания на сопредельной стороне, поскольку она вместе с Россией и Австрией участвовала в разделах Польши.

Новая Польская кампания 1794 года оказалась делом куда более серьёзным. 28 сентября при Мациовицах, командуя казачьими полками, Денисов совершенно разбил немалую числом польскую кавалерию, врезался с донцами в пехоту противника и преследовал бегущих поляков до тех пор, пока в плен не попал их главнокомандующий генерал Т. Костюшко.

После этого георгиевский кавалер Денисов участвовал в штурме укреплённого варшавского пригорода Праги и взятии самой столицы Польши. Участвуя в различных столкновениях с поляками, Андриан Денисов получил тогда три ранения: саблей в шею и в руку (в бою при Слониме), и пулей в руку.

Руководивший штурмом Праги генерал-фельдмаршал Суворов-Рымникский отметил казачьего военачальника в числе наиболее отличившихся командиров. Императрица Екатерина Великая пожаловала ему Золотое оружие — саблю с надписью «За храбрость».

В Персидском походе 1796 года генерал-аншефа Валериана Зубова денисовский полк участия не принимал, не будучи включён в состав экспедиционного корпуса. Сам же Денисов в поход отправился по своей воле, волонтёром, готовым командовать хоть отдельным полком, хоть казачьей сотней. На этом его ратная служба в Екатерининскую эпоху завершилась…

С вступлением на престол Павла I для Российской империи началась длинная серия войн сперва против революционной, а потом и против наполеоновской Франции. Естественно, что казачество вновь выставило на поле брани свои полки.

Андриан Карпович становится деятельным участником Итальянского и Швейцарского походов А. В. Суворова ещё до того, как великий полководец прибыл на театр военных действий. В 1798 году Денисов, как походный атаман, во главе шести Донских казачьих полков по указу императора вошёл в состав авангарда русского корпуса, отправленного в Северную Италию, где союзники-австрийцы терпели от французов одно поражение за другим.

Итальянская земля тогда впервые увидела русских казаков. Священник из местечка Ламоне, поражённый видом донцов в походе, писал:

«Почти все русские всадники (донские казаки. — А. Ш.) были с длинными бородами. На голове у них была красная с голубым шапка, по два пистолета на груди и длинная пика».

В тех сражениях на полях Италии в 1799 году казаки покрыли себя неувядаемой славой. 13 апреля Денисов вместе с Грековым, ведя за собой донцов, стремительно ворвались («влетели») в крепость Бергамо, овладели городом и цитаделью. В плен попало больше сотни французов, а русскими трофеями стали 19 артиллерийских орудий, много военных запасов и ружей. Благодаря искусству начальников Бергамо был взят одними казаками, без поддержки пушечного огня и пехоты.

Затем последовали отличия в деле при Лекко (здесь донцы сражались спешенными), в большом сражении на реке Адда. Там денисовские казаки, первыми переправившись на противоположный берег реки, фланговой атакой смяли французскую пехоту и выручили окружённых было неприятелем австрийцев. Теперь французам генерала Моро самим пришлось поспешно отступать, чтобы не попасть в окружение.

За победу на берегах Адды Денисову жалуется орден Святой Анны 2-й степени, а его казакам — по рублю наградных. За сражение при Маренго Андриан Карпович Денисов награждается Мальтийским крестом — орденом Святого Иоанна Иерусалимского. В том походе он стал и генерал-майором.

За сражение при городе Нови, где атаман находился рядом с Суворовым, он удостоился ордена Святой Анны снова 2-й степени, но с алмазами. Следует сказать, что полководец в тех двух походах — Итальянском и Швейцарском — об Андриане Карповиче отзывался неизменно тепло и уважительно.

В Швейцарский поход донские казаки выступили пешими, отдав коней (которые у них ещё оставались) для перевозки боевых припасов и раненых. Дело было даже не в том, что суворовские войска собирались совершить героический прорыв через заснеженные Альпы: союзники-австрийцы, обещавшие предоставить 1429 мулов для русского обоза, своих обязательств перед ними не выполнили.

По суворовским подсчётам, мулы в таком количестве должны были поднять четырёхдневный запас провианта, а также перевезти 25 горных орудий, взятых из арсеналов Пьемонта, с огневыми зарядами к ним. В итоге русские большую часть припасов несли по горам на своих плечах, а от столь необходимых в войне пушек пришлось отказаться.

Денисову и в марш-броске через швейцарские Альпы довелось отличиться лично. В бою при Мутентале он первым пробрался по левому неприятельскому флангу через горный хребет, покрытый лесом, неожиданно атаковал французов и безостановочно гнал их от Мутенталя длительное расстояние. Наградой за совершённый подвиг стал орден Святой Анны высшей, 1-й степени.

…В 1801 году генерал-майор Денисов участвовал в походе Войска Донского в Индию (или, иначе, в походе к Оренбургу) под предводительством атамана М. И. Платова. Индийский поход, авантюрный по самому своему замыслу, прекратился в связи с убийством императора Павла I заговорщиками из числа екатерининских вельмож. Воцарившийся Александр I сразу отменил поход. Платов и Денисов увели полки, ещё раз переправившись через Волгу на Дон.

В 1805–1806 годах Андриан Карпович Денисов исполнял должность войскового наказного атамана.

Затем последовало добровольное участие в Русско-прусско-французской войне 1806–1807 годов, в которой Денисов командовал отдельным отрядом из трёх Донских казачьих полков. За лихую конную атаку в сражении при Гуттштадте он удостаивается ордена Святого Владимира 3-й степени. За кавалерийское дело при Гейльсберге — почётной Золотой сабли, украшенной алмазами, с надписью «За храбрость».

Денисов также участвовал в трёх кампаниях в Русско-турецкой войне 1806–1812 годов. В рядах Молдавской армии, действовавшей на дунайских берегах, командовал авангардным отрядом из шести Донских казачьих полков и четырёх эскадронов регулярной кавалерии. Отличился в сражениях при Бабадаге, Гирсове и особенно у Кюстенджи.

29 июля 1812 года он был назначен наказным атаманом Войска Донского. Сформировал для действующей армии 26 конных полков казачьего ополчения, всячески поощрял денежные пожертвования на войну, за что был награждён орденом Святого Владимира 2-й степени. В высочайшем рескрипте императора Александра I говорилось:

«…Отличное усердие ваше к службе, благоразумное распоряжение, оказанное вами, по случаю нового наряда с Дона полков, для усиления действующих ныне против неприятеля армий Наших, и равномерное, благовременное и успешное приготовление оных, обращает на себя Наше внимание и милость».

Звание генерал-лейтенанта А. К. Денисов получил в 1813 году, став после смерти Платова в 1818 году на три года его преемником в должности войскового атамана. После чего был отрешён от должности в ходе реформы управления Донским казачьим войском.

Денисов, один из самых прославленных в истории военных вождей донского казачества, умер в 1841 году. После себя он оставил мемуарные записки, которые печатались в «Русской старине» в течение 1874–1875 годов, и пользовавшихся большой популярностью у читателей.

В августе 1904 года имя Андриана Карповича Денисова, как вечного шефа, было присвоено 7-му Донскому казачьему полку. еще одна любопытная версия . Знаменитый атаман А.К. Денисов прожил поразительную и яркую жизнь.

Родился он в 1763 году в станице Пятиизбянской в дворянской казачьей семье. Службу начал казаком 12 лет, под начальством дяди, знаменитого генерала Федора Денисова, ставшего первым графом из простых казаков.

Молодой Андриан Денисов участвовал в баталиях с 20 лет. Начало его пути - это война с Турцией, сражения при Кинбурне, Варнице, на Сальче, у Бендер.

При штурме крепости Измаил 11 декабря 1790 года, он, командуя полком, невзирая на контузию, первым взошел на бастион. Грудь 26-летнего Денисова по представлению Суворова украсил орден святого Георгия 4-ой степени.

С 1787 года Денисов командир казачьего полка.

Проявляет в боях с турками выдающуюся храбрость.

Денисов в жестокий русско-польской кампании 1791-94 гг. смелостью и ловкостью выигрывает с казаками ряд крупных сражений. Получает ранение в руку и шею.

Он обеспечивает пленение главнокомандующего польскими войсками Тадеуша Костюшко. За отвагу в боях с повстанцами удостаивается ордена святого Владимира 4-й степени с бантом, золотого оружия, и других наград. После возвращается с полками на Дон.

В 1796 году отправляется добровольцем в Персидский поход в армию командующего В.А. Зубова.

За многолетнюю усердную службу Денисов в 1798 году был произведен в полковники.

Бывалый Андриан Карпович назначается походным атаманом восьми казачьих полков в армию А.В. Суворова, направленную против французских войск в Италии. Как командующий, он проявил воинское искусство и гуманность при штурме крепостей-городов Бергамо, Милана, Маренго, Нови, нередко обходясь силами одних казаков. Получал личные благодарности от Суворова.

Андриан Карпович совершил беспримерный переход с казаками с войсками Суворова через снеговые, гористые Альпы. За боевые подвиги в Италии и Швейцарии был произведен в чин генерал-майора.

Награжден орденами. Пользовался профессиональным доверием и признательностью Суворова, не раз спасал генералиссимуса от гибели. Суворов тепло называл Андриана Денисова «Карпович».

Денисов трудолюбиво занимался административной деятельностью на Дону. Только семейная жизнь с супругой из знатного рода волжских атаманов Персидских счастья не принесла; а дочь и родителей своих он обожал.

В 1801 году по указанию императора Павла Первого он выступил в секретную экспедицию под руководством донского атамана Орлова с командирами полков, в том числе с М. И. Платовым. Они возглавили поход 23 тысячи донцов через оренбургские пустоши для изгнания англичан из Индии Денисов проявил храбрость и смекалку при рискованной переправе казаков и орудий через ледоход на Волге. С гибелью императора Павла Денисов вернулся с донцами из тяжелого похода.

В течение 1805 и 1806 годов Андриан Карпович исполнял обязанности донского войскового атамана.

В 1807-10 гг. он выступает во главе казачьих полков и эскадронов русской армии в Пруссии. Отличается в битвах при Гудтштадте, Гейльсберге, при взятии Силистрии, а так же в Молдавской армии супротив турок. Был удостоен ордена святой Анны 1-ой степени с алмазами и других наград, что и честолюбивый донской атаман Матвей Платов.

Награды-то разделить можно, а вот слава между ними делилась труднее.

В отличие от атамана Платова, привлекаемого по суду за злоупотребления, отбывшим ссылку, отстраненным дважды от командования в начале войны 1812 года, порядочный Денисов не обладал придворными связями, гибкостью и изворотливостью Платова, который его притеснял.

В огневом 1812 году опытный военачальник Денисов был оставлен продуманным Платовым на Дону в качестве администратора - Войскового наказного атамана, и не смог реализовать в этой войне свой крупный военный талант.

Однако Денисов в кратчайшие сроки подготовил и направил в армию Кутузова для контрнаступления 26 казачьих полков, за что был поощрен рескриптом императора. Он участвовал в расследовании дела о задержании в станице Качалинской матерого наполеоновского шпиона графа Плятера, который был доставлен с Дона императору Александру Первому.

В 1813 году Денисов получил чин генерал-лейтенанта.

В 1818 году, по смерти атамана М.Платова, именно опытный А.К. Денисов был назначен на его место в качестве Войскового атамана Области Войска Донского.

Денисов начал прогрессивную реорганизацию вверенного Войска и получил одобрение императора. «Видя нужды края, отсутствие точных законов для донцов, и крайний беспорядок в казачестве, Денисов, прежде всего, стал ходатайствовать о составлении «Положения» для Донского Войска и просил назначить комиссию».

Однако, не обладая должной дипломатией и угодничеством, он заимел массу недоброжелателей среди высшей знати. Среди них находился и генерал Чернышев, друг императора, возглавивший созданный на Дону Комитет по этому вопросу.

«Учреждение «Комитета» возбудило против Денисова негодование донской администрации, опасавшейся уничтожения своих преимуществ. Все недовольные стали группироваться около Чернышева, порицать распоряжения Денисова и вооружать против него высшее правительство. Наконец, обвинили его во введении питейного откупа на гибельных для края условиях, и Денисов получил отставку (1821). Более
того, Денисова подвели под суд».

А что же Чернышев?

«Вскоре светлейший князь Чернышев,… прогнил сам и прогноил насквозь военное министерство», констатирует исторический писатель Валентин Пикуль.

Многие годы судейского разбирательства не смогли предъявить обвинения атаману Денисову.

Он, «в высшей степени человек честный, самолюбивый, несколько раздражительный и даже резкий, не умевший и не желавший никому кланяться», попал в жесткую опалу царедворцев. Был отдан под надзор полиции, а имущество его описано. От Денисова отшатнулись многие друзья и богачи, он мыкался по чужим дворам и хуторам. И только родной брат от него не отвернулся.

За двадцать лет огромный судейский мир так и не смог доказать несуществующую вину невиновного атамана Денисова. Честь мундира его осталась незапятнанной!

И этот, свой последний в жизни бой, теперь с чиновничьей гвардией, генерал-лейтенант А.К. Денисов выиграл!

Денисова лично знали и уважали Суворов и Кутузов, Багратион и Платов, Екатерина Великая, Павел Первый и Александр Первый.

Придворные интриги и кровавые битвы эпохи, слава и происки завистников причудливо сплелись в яркой и мужественной жизни Денисова, о чем рассказывается в историческом повествовании автора «Звезда атамана Денисова». На сегодняшний день это наиболее полная биография знаменитого и полузабытого донского казачьего атамана, основанная на его подлинных мемуарах и исторических источниках.

...Придет время, и в станице Пятиизбянской люди с почтением будут проходить у памятного знака, установленного в честь их славного земляка, русского военноначальника и Георгиевского кавалера Андриана Карповича Денисова.

Продолжай, Алекс!

Интересная особенность если кто заметил.Кроме славных дел, казаки как правило отличались отменным здоровьем.
Если не погибали в бою или от какой-либо эпидемии то доживали до весьма преклонных лет, при той средней продолжительности жизни, это весьма показательный факт- свежий воздух, здоровая пиша, физические упражнения и наследственность.

все пока последний из славных казачих атаманов Карпов , следущие будут друзья и враги Ермолова так я книгу сегодня дочитываю 2 Карпов Аким Акимович (1762, 1764 или 1767–1837 или 1838) - Генерал-лейтенант. Герой войн против наполеоновской Франции. У обладателя трёх орденов Святого Георгия была поистине боевая судьба, которая бросала его на протяжении более чем тридцати лет с одной войны на другую. Происходил он из «штаб-офицерских Войска Донского детей», родился в слободе Дячкино. Образование получил домашнее.

На службу был записан казаком в 1778 году.

Боевое крещение Карпов получил в Донском казачьем полку М. И. Платова, в рядах которого состоял с 1782 по 1786 год. Участвовал в военных экспедициях за реку Кубань и в Чечню. В 1783 году получает чин полкового есаула, через четыре года — армейского поручика. После четырёх лет службы на Северном Кавказе некоторое время исполнял обязанности медведицкого сыскного начальника.

В 1787 году Акиму Карпову поручается формирование первых в Донском казачьем войске двух рот конной артиллерии и обучение их. В ноябре 1799 года он производится в полковники.

С созданной им казачьей артиллерией в 1801 году участвовал в знаменитом походе донского казачества в Индию (так называемый поход к Оренбургу). Это военное предприятие было отставлено в связи с насильственной смертью императора Павла I. Однако для казачьих полков Дона и Карповских конно-артиллерийских полков дальний степной поход стал серьёзным экзаменом на воинскую зрелость.

После этого донской артиллерист полковник А. А. Карпов два года — 1804 и 1805 — снова проводит на Северном Кавказе, воюя там с «немирными» горцами, постоянно проверявшими на прочность пограничную укреплённую линию.

…Затем последовало участие в Русско-турецкой войне 1806–1812 годов. Карпов побывал в огне почти всех её сражений, неизменно демонстрируя мужество и «примерную доблесть». На той войне он и выдвинулся в числе наиболее успешно действующих военачальников Войска Донского, получив генеральские эполеты.

В 1807 году Карпов отличается в сражении под Журжей (пожалован орден Святого Владимира 4-й степени с бантом), и в действиях против турок на территории Сербии. Наградой ему стал орден Святого Георгия 4-й степени. На берегах Дуная казачья артиллерия отличилась при взятии вражеских приречных укреплений Малайницы и Субик, удачным пушечным огнём истребив на водах Дуная несколько крупных судов неприятеля.

В 1808 году Карпов опять не раз отличается, участвуя в сражении под Браиловым, взятии Гирсова и Кюстенджи. Награждается Золотым оружием — саблей с надписью «За храбрость». За подвиг на поле битвы под Рассеватом Аким Акимович Карпов награждается генерал-майорским чином. Затем следует сражение под Татарицей, за которое он награждается орденом Святого Владимира 3-й степени.

В 1810 году казачий генерал участвует во взятии крепостей Силистрия и Рущук, при блокаде Шумлы, в Батинском сражении.

В 1811 году он вновь отличается за Дунаем, на болгарской земле, «в движении к Балканам». В том начавшемся походе к Балканским горам казачья конница шла в авангарде армейских сил.

С началом Отечественной войны 1812 года генерал-майор А. А. Карпов командует отдельным казачьим отрядом в багратионовской 2-й Западной армии, имея одновременно и свой полк, носивший его имя. В его послужном списке значатся почти все важнейшие бои, которые проходили, начиная от Мира и до самых заснеженных берегов Березины. К тому же Карпов со своим отрядом (полком) очень удачно прикрыл арьергардными действиями в числе других казачьих командиров отход кутузовской армии из Москвы к Тарутину.

В сражении на Бородинском поле Карпов командовал казачьим отрядом русской 2-й Западной армии генерала П. И. Багратиона. Отряд располагался в районе деревни Утица, прикрывая от наступавшего польского корпуса Понятовского левое крыло своей армии.

Он особенно отличился в Тарутинском сражении на берегах реки Чернишня, где было нанесено поражение войскам маршала Франции Иоахима Мюрата. Боевой наградой Акиму Акимовичу стал орден Святой Анны высшей 1-й степени, с алмазами.

За успешное преследование наполеоновской армии и окончательное изгнание французов из пределов России генерал-майор Карпов награждается крайне редкой для своего первого генеральского чина наградой — орденом Святого великомученика и победоносца Георгия 3-й степени. Однако в наградном рескрипте формулировка для мастера авангардных боёв начальника донской казачьей артиллерии в войну читалась иначе:

«В награду за отличную храбрость и мужество, оказанные в сражении против французских войск 4 и 6 ноября 1812 года под Красным».

Военачальник с казачьего Дона стал героем не только Главной русской армии, но и всей «грозы 12-го года», обрушившейся на Россию…

Не менее успешно Аким Акимович Карпов воевал в заграничных походах русской армии. В его послужном списке значатся Глогау и Дрезден, Бауцен и Кацбах, Лейпциг и Линьи, Сен-Дизье и Бриенн-ле-Шато, Ла-Ротьер и Монмираль, Шато-Тьерри и Краон, Лаон и Фер-Шампенуаз. И, наконец, Карпов побывал под стенами поверженного Парижа.

В 1813 и 1814 годах его ожидало наград не меньше, чем за изгнание французов из России. За Бауценское сражение он получил Золотую саблю с алмазами. За дело у Кацбаха — орден Святого Владимира 2-й степени.

За сражение у Ла-Ротьера, где казачья конница блистала на поле брани, удостоился чина генерал-лейтенанта. Обращает на себя внимание тот факт, что такой чин для казачьего военачальника, не ходившего в войсковых и наказных атаманах, был вообще крайне редким. И дело здесь заключалось не в том, что Карпов был близок к Матвею Платову, а в том, что проявленная им в той битве на французской земле генеральская доблесть действительно заслуживала такого поощрения.

…После окончания военных действий против Франции генерал-лейтенант А. А. Карпов назначается командиром всей Донской казачьей артиллерии, которая пройдёт в последующих войнах старой России славный боевой путь. И в этом видится немалая личная заслуга её первого начальника, человека настойчивого и умелого, рачительного и требовательного к себе и подчинённым.

В этой должности Аким Акимович оставался до 1817 года, когда был избран первым войсковым дворянским депутатом, или, говоря иначе, предводителем дворянства Войска Донского. В столь значимой должности он оставался до 1820 года.

В 1819 году, как опытный генерал, Карпов вошёл в состав Комитета по устройству Донского казачьего войска. В следующем году, попав в немилость к военному министру генерал-адъютанту Чернышёву, фавориту императора Николая I, был отставлен от всех должностей. Со службы же его уволили только в 1836 году, незадолго до смерти.

Один из донцов — героев изгнания французов из России — был похоронен в фамильном склепе при церкви Трёх Святителей в Дячкиной слободе Донецкого округа Войска Донского. В казачьей конной артиллерии имя Карпова чтилось всегда.

Добавлено спустя 1 минуту 7 секунд:

улан издеваешься ? конечно по памяти .

Добавлено спустя 2 минуты 20 секунд:

да правильно замечено в основной массе долгожители в среднем .

Добавлено спустя 1 минуту 26 секунд:

спасибо за оценку труда , так что когда видите что написано , а никто не ответил , пишите буду при много благодарен

И не думал издеваться.Ну тогда прими моё уважение и назови чем тренируешь память.

ближайший друг Ермолова Арсений 1— граф, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, министр внутренних дел, финляндский генерал-губернатор, московский военный генерал-губернатор и член Государственного Совета. Родился 13 сентября 1783 г. Умер 11 января 1865 г. Происходил из мелкопоместных дворян Тверской губернии. Отец его был отставным поручиком и имел в Зубцовском уезде небольшое именье. Воспитывался А. А. в отделении Гродненского кадетского корпуса (бывшего Шкловского корпуса Зорича), из которого выпущен был 19 ноября 1802 г. прапорщиком в Архангелогородский пехотный полк. Командиром полка был столь же почти молодой, но уже заслуживший боевую репутацию во время итальянского похода Суворова, генерал-майор граф Н. М. Каменский. Сближение с ним положило начало карьере Закревского, который впоследствии не вспоминал иначе о Каменском, как называя его своим благодетелем, и в своем подмосковном имении Ивановском поставил ему памятник с надписью "моему благодетелю". Быстро завоевав расположение графа, он вскоре получил должность батальонного, а затем и полкового адъютанта. Во время похода 1805 г. в Австрию против французов участвовал в Аустерлицком сражении и за отличие в этом деле получил орден св. Анны 3 ст. В 1807 г. находился в Пруссии и снова сражался с французами: при Янкове, Кенигсберге и Прейсиш-Эйлау; находился в экспедиции графа Каменского под Данцигом и в других делах с неприятелем. В 1808 г., в качестве адъютанта графа Каменского, последовал за ним в Финляндию и был участником всех боевых его подвигов, доставивших графу Каменскому громкую известность: был при осаде Свеаборга и участвовал в битвах под Алаво, Куортане и Оровайсом. В 1810 г. герой финляндской войны, граф Н. М., был назначен главнокомандующим Молдавскою армией. Закревский по-прежнему неотлучно находился при нем и, в качестве близкого доверенного лица, передавал его распоряжения и вел журналы походов. При штурме Рущука получил контузию в ногу и руку и особенно отличился в сражении при Батине, за которое получил орден св. Георгия 4 ст. В начале 1811 г. гр. Каменский внезапно, тяжко заболев, скончался. Майор Закревский, ближайший свидетель загадочной кончины молодого полководца, явился с его бумагами к Государю Императору, был милостиво им принят и назначен адъютантом к военному министру Барклаю де Толли, с зачислением в лейб-гвардии Преображенский полк подполковником. В начале 1812 г., уже в чине полковника, Закревский отправился с Барклаем де Толли в 1-ую действующую армию, принимал участие во многих сражениях и за особое мужество в битве при Бородине был награжден орденом св. Владимира 3 ст. Во время этого похода, состоя при главнокомандующем, он сблизился с Д. В. Давыдовым, графом Растопчиным и А. П. Ермоловым, с которым был в дружеских отношениях до конца его жизни. В декабре 1812 г. Закревский пожалован был во флигель-адъютанты к Его Императорскому Величеству; по переходе же наших войск за границу, до окончания войны, состоял при особе государя и в течение этого времени принимал участие в сражениях: под Люценом, Бауценом, Дрезденом, Кульмом, в "битве народов" (под Лейпцигом), в сражении при Бриен-ле-Шато, при Фер-Шампенуазе и при взятии столицы Франции — Парижа. За отличие под Кульмом произведен был в генерал-майоры; после Лейпцигской битвы пожалован в генерал-адъютанты к Его Императорскому Величеству, а при вступлении в Париж наших войск получил Аннинскую ленту. По сформировании в 1815 г. главного штаба Его Императорского Величества Закревский был назначен дежурным генералом, которому помимо специальных обязанностей, присвоенных этой должностью, непосредственно подчинен был инспекторский департамент и, следовательно, все дела по личному численному составу армии. Эта же должность поставила его в близкие отношения к любимцу государя, начальнику главного штаба, князю Волконскому, а вместе с тем и лично к Государю Императору. В числе немногих приближенных государя, он занимал всегда один из дворцовых павильонов в Царском Селе, сопровождал Его Величество во время поездок его по России; во время же частых и продолжительных путешествий государя за границу, на конгрессы, куда сопровождал его князь Волконский, почти все дела главного штаба сосредоточивались у Закревского и проходили через его руки. С князем Волконским у него установились самые дружеские отношения. У них были общие интересы по управлению, почти одинаковая близость к монарху и один общий враг — граф Аракчеев, достигший в двадцатых годах апогея своего могущества. Желая захватить в свои руки монополию влияния на государя, он не мог равнодушно смотреть на такого рода отношения и постарался удалить их обоих от государя. Сделать это было нетрудно всесильному временщику, и желание его было скоро удовлетворено: в 1823 г. князь Волконский был послан в качестве полномочного посла в Париж на коронацию Карла X, а Закревский получил назначение на должность Финляндского генерал-губернатора и командира отдельного Финляндского корпуса. Раздражение князя Волконского против Аракчеева было так сильно, что он и впоследствии не мог его иначе называть, как "проклятым змеем", и ставил даже ему в вину смерть императора Александра. При вступлении на престол императора Николая І Закревский получил орден св. Александра Невского и вскоре за тем был назначен членом верховного суда по делу о декабристах, но на этом суде не присутствовал, уехав тогда по домашним обстоятельствам в Москву, где и оставался во все время коронации императора и последовавших затем празднеств. Доверие нового монарха к Закревскому все возрастало, и в апреле 1828 г. Высочайше повелено было ему быть министром внутренних дел с сохранением прежних должностей: в 1829 г. за отличие он произведен был в генералы от инфантерии. С назначением нового министра, министерство внутренних дел должно было вступить в новую эру своего существования. Не только в механизме общего управления, но и в мельчайших подробностях службы введена была строгая дисциплина и щепетильный формализм. В сношениях с начальниками губерний прежние вежливые формы были отменены, и велено было писать не иначе, как "предписываю Вашему Превосходительству". Для исполнительных ответов на такие предписания назначен был двухнедельный срок. По прошествии его, если не было ответа, то сами столоначальники должны были заготовлять повторения. Когда же по истечении двух других недель предписание исполнено не было, то посылалось по эстафете, на счет виноватого, подтверждение со строгим замечанием. Граф Закревский положил себе задачей все ведомство держать "в ежовых рукавицах". Директоры дрожали перед ним. Экзекуторы обязаны были записывать, когда кто приходил и когда уходил, и о каждом нарушении регламента доносить министру. Доски с нумерами прибиты были над дверями отделений и над головами столоначальников. Формализм Закревского доведен был до крайних пределов. Но еще более обнаружилась его склонность к крутым мерам во время холеры 1830—31 гг. В июне месяце эпидемия уже приближалась к Саратову и вызывала общую панику среди населения. Она никогда не бывала прежде в Европе, где знали только о неимоверной силе, с которою она свирепствовала в Индии, но не имели понятия ни о ее свойствах, ни о способах борьбы с нею. Поэтому наука могла руководствоваться только различными аналогиями, сходством наличных симптомов с признаками других известных болезней. Сначала ее считали заразительною в прямом смысле, т. е. передающейся непосредственно от больного субъекта к здоровому, подобно чуме или оспе, и вследствие такого взгляда было признано нужным принимать против нее меры, какие обыкновенно принимаются против восточной чумы. Закревскому, возведенному в этом году в графское достоинство Великого княжества Финляндского, предписано было отправиться на места, пораженные холерой, и действовать сообразно с обстоятельствами, а управление министерством временно поручено было другому лицу. Получив такие полномочия, Закревский снарядил целую экспедицию, набрал для нее медиков, в том числе и вольнопрактикующих, не спрашивая на то их согласия, и со свойственным ему рвением приступил к исполнению своих обязанностей. Он оцеплял города, на больших дорогах между губерниями и уездами учреждал караулы, заставы и карантины; по тем, кто старался пробраться мимо, приказано было стрелять. Но ничего не помогало. Холера как бы издевалась над тщетными предосторожностями. Гигантскими шагами шла она вперед и появлялась в наиболее охраняемых местностях; а между тем крутые предупредительные средства до крайности стесняли торговлю, сообщения и причиняли громадные убытки. Тысячи людей и лошадей с товарными обозами задерживались у застав, высиживая карантин. Наконец, безуспешность и несообразность повсеместного применения подобных мер была признана правительством; создавшееся ими невыносимое положение было отменено и ограничено предписанием о принятии повсеместно мер для встречи холеры на случай ее появления. В апреле 1831 г. появились первые признаки холеры в Петрограде, вызвав здесь страшную панику. Внезапность действия болезни, ее ужасные симптомы и то обстоятельство, что она непосредственно развивалась после дурной пищи и холодного питья, породили мысль, что люди заболевают и умирают вследствие отравления, в чем участвуют доктора и полиция. А так как появление холеры в Петрограде пришлось во время польского мятежа, то огромное большинство жителей столицы приписывало эти мнимые отравления непосредственному действию, а также подкупам поляков. По всему городу разошлись и повторялись нелепые слухи о том, как поляки ходят ночью по огородам и посыпают овощи ядом; как, незаметно проходя в ворота домов, всыпают яд в стоящие во дворах бочки с водою; как зафрахтованные мятежниками корабли привозили целые грузы мышьяку и всыпали их в Неву и т. п. Взволнованные толпы народа ходили по улицам и всякого, кто им казался почему-нибудь "холерщиком", били и истязали, нередко до смерти. Учрежденная холерная больница на Сенной площади была разорена, а два или три медика и столько же полицейских убиты. Дело дошло до того, что в течение целых трех суток полиция и доктора прятались, и рассвирепевший народ делал, что хотел. Закревский предложил центральному комитету, учрежденному для охраны столицы, прибегнуть к вооруженной силе и настоял на этом. На Сенной площади были выстроены войска и поставлено орудие. Одна ночь прошла спокойно, но на следующее утро громадные массы народа снова стали стекаться к площади, и только прибытие Государя Императора, его самоотверженное появление среди толпы и энергичное обращение к народу несколько успокоили город. По мере того как холера стала ослабевать в Петрограде, она появилась в Финляндии. Граф Закревский отправился туда для принятия предохранительных мер, а вместе с тем для исследования тайных слухов о привозе в Финляндию оружия и революционных замыслах в связи с восстанием в Польше, оказавшихся по его донесению совершенно ложными. По получении известия о взятии Варшавы Закревский возвратился в Петроград и подал прошение об отставке, которую и получил в ноябре 1831 года. Так закончилась его деятельность по министерству внутренних дел. После этого Закревский с лишком пятнадцать лет находился в отставке, проживая попеременно то в деревне, то в Москве, то за границей; занимался домашними делами и устройством довольно значительных имений своей супруги. Однако в конце сороковых годов, по мере усиливавшейся реакции, "наверху" вспомнили энергичного генерала и несмотря на то, что деятельность его во время холеры вызывала повсюду бунты, которые охватили в одно время почти всю Россию, император Николай Павлович призвал его вновь на службу, поручив должность Московского военного генерал-губернатора и предоставив ему необыкновенные полномочия. Закревский сам говорил впоследствии: "никто не знает инструкции, которую мне дал Император Николай, видевший во всем признаки революции; он снабдил меня бланками с собственноручною подписью, которые я возвратил в целости. Такое было тогда время и воля Императора"... И действительно, Закревский вполне оправдал ожидания... Вступив в должность, он проявил необычайный деспотизм и склонность вмешиваться даже в семейные отношения. "Он нагонял такой страх на москвичей", — пишет один из его современников, — "что никто не смел пикнуть даже и тогда, когда он ввязывался в такие обстоятельства семейной жизни, до которых ему не было никакого дела и на которые закон вовсе не давал ему никакого права …", и вообще придерживался теории, "что закон писан не для него, и что ему все дозволено". Одиннадцать лет был Закревский в должности Московского военного генерал-губернатора, и это было время его наибольшего могущества. Окруженный многочисленным штатом чиновников — военных и гражданских — он на все смотрел свысока и считал себя "pater familias" москвичей. Балы, обеды, домашние спектакли, устраиваемые им для его единственной дочери (бывшей впоследствии за графом Д. К. Нессельроде), собирали в его дом всю Московскую аристократию. Каждое важное историческое событие также было отмечаемо каким-нибудь празднеством. В 1852 г., в сороковую годовщину изгнания из Москвы французов, в его доме собралось более тысячи ветеранов Отечественной войны, — произносились речи, прославлялось русское оружие и далеко за полночь велась оживленная беседа. После смерти императора. Николая I наступила перемена и в положении Закревского. Новые веяния носились в воздухе, и события развивались с головокружительной быстротой. Всюду говорили о реформах, и реформы стали постепенно проводиться в жизнь. С этим никак не мог согласиться Закревский. Когда уже появились слухи о намерениях правительства в отношении к крепостному праву, генерал-губернатор ни за что не хотел верить и вследствие этого ставил других в весьма фальшивое и даже чрезвычайно неприятное положение. Когда дворянство северо-западных губерний изъявило желание освободить крестьян и, как слышно было, в Петрограде ждали, чтобы то же самое сделали и в Москве, в надежде, что Москва увлечет примером своим всю остальную Россию, московский предводитель дворянства стал просить разрешения созвать дворянство Московской губернии для того, чтоб предложить им сделать то же, что сделали в северо-западных губерниях. Тогда Закревский не только не дозволил созвать дворян, но даже запретил об этом говорить, утверждая, что в Петрограде "одумаются и все останется по-старому". Однако, как известно, в Петрограде не одумались, и Закревский, постепенно теряя свое значение, в 1859 г. окончательно вышел в отставку. Летом 1864 г. он поехал за границу; пользовался водами в Теплице и через Париж проехал на зиму во Флоренцию, где скоропостижно скончался 11 января 1865 г. По свидетельству современников, граф Закревский отличался большим умом и твердым характером, но не имел почти никакого образования и даже весьма плохо знал русскую грамматику. Он писал, как пишут ученики 2-го класса гимназии, — не лучше. "Не знавши или, по крайней мере, плохо знавши русскую грамоту и ни одного иностранного языка, Закревский мог быть министром, дежурным генералом и генерал-губернатором Финляндии!" — удивляется один из его современников. Не лучшее ли это доказательство необыкновенной способности русского человека? Тон и речь его отличались необыкновенным лаконизмом. Он разговаривал только отрывистыми фразами и более задавал вопросы, избегал длинных рассуждений, к чиновникам обращался почти всегда с одними и теми же вопросами: "Рассказывай, где был? Что делал? Что слышал?". Два периода его деятельности — борьба с холерою и административное управление Москвой — оставили глубокий след в истории и создали ему репутацию энергичного, но жестокого администратора.

Добавлено спустя 29 секунд:
Закревский Арсений Андреевич (1783 – 1865)



– русский военный и государственный деятель, участник Отечественной войны 1812 года, генерал – губернатор Финляндии (1823-1828) и мэр Москвы (1848-1859). Его портрет работы Джорджа Доу находится в Военной галерее Эрмитажа.



Родился Арсений Андреевич в семье полуразорившегося дворянина Тверской губернии, польского происхождения и, как большинство отпрысков его возраста был определён родителем в один из многочисленных в ту эпоху кадетских корпусов. В 1802 году он выпустился пехотным офицером. После этого, можно сказать, часть его карьеры была связана с чистым везением. Попав в Архангелогородский полк, командиром которого был столь же молодой и очень амбициозный Николай Михайлович Каменский (1776-1812), сын известного генерал – фельдмаршала. Закревский сдружился с ним, и его новый друг, можно сказать, тянул за собой приятеля, но и Закревский не остался в тени, когда спас однажды Каменского, дав ему свою лошадь во время боя. В качестве адъютанта Каменского Закревский участвовал в ряде войн и продвигался по военной службе, в 1808 Арсений Андреевич участвовал в русско – шведской войне и именно на ней первый раз оказался в Финляндии. Когда в 1812 Каменский неожиданно умер, казалось, Арсений Андреевич больше не сможет так быстро продвигаться по службе. Однако, отдав после смерти друга конфиденциальные документы императору Александру I, Закревский сильно приглянулся ему и был опять определён адъютантом к тогдашнему военному министру Барклаю-де-Толли. В начале 1812 года Закревский стал начальником Особенной канцелярии военного министра — то есть, по сути, руководителем русской военной разведки. Всю войну 1812 года Арсений Андреевич состоял при главнокомандующем, находясь в действующей армии, а во время заграничных походов русской армии (1813-1814) неотлучно находился при Александре I, став одним из ближайших к нему генерал-адъютантов. В декабре 1815 Закревский был определён дежурным генералом Главного штаба, ведал делами Инспекторского департамента (личным составом армии). Был близок со многими государственными и военными деятелями, в частности, Алексеем Петровичем Ермоловым (1777-1861), начальником штаба 1-й армии, с которым был в дружеских отношениях до конца его жизни. Во время отсутствия светлейшего князя Петра Михайловича Волконского (1776-1852) Закревский исполнял обязанности начальника Главного штаба. На всех постах он зарекомендовал себя хорошим организатором. В 1818 году, когда императорский двор был в Москве, Александр I, зная о недостаточности средств Закревского, способствовал его женитьбе на одной из богатейших невест России — графине Толстой, единственной дочери своих родителей, унаследовавшей имения сразу в четырёх губерниях. Красота Аграфены Закревской (1799-1879) была легендарной, ею восхищались поэты (не исключая Пушкина) и художники, посвящали ей свои замечательные произведения. Союз светской красавицы и военного педанта был странен, а их отношения – сложными. В августе 1821 Арсений Андреевич стал генерал-лейтенантом. Он пользовался покровительством императора Александра I, но имел разногласия с Аракчеевым, под влиянием которого, очевидно, Закревский был удален из Петербурга, хотя при этом он получил графский титул и был назначен генерал-губернатором Финляндии (1823-1828), что оказалось для него полной неожиданностью. Управлял он этим краем, совсем недавно, в 1809 году, присоединенным к России, жестко, в свойственном ему "жёстком" стиле, потому что видел основной целью ликвидацию особого статуса Великого княжества Финляндского. В письмах друзьям заявлял, что не намерен оставаться здесь надолго, так как финны ненавидели русских, но отмечал трудолюбие этого народа. Старался принести больше пользы, работая в Финляндии, и один из финляндских сенаторов отмечал Закревского как человека чрезвычайно подвижного, справедливого, проявлявшего редкую деятельность. Закревский ежегодно объезжал вверенную ему территорию, начиная с Выборга. Таким образом, в нашем городе этот герой войны и удачливый чиновник бывал неоднократно. Декабристы, ставшие узниками финляндских крепостей, в том числе и Выборгской, тоже отмечали доброту и справедливость, которую проявлял Закревский к ним. Например, декабрист Михаил Сергеевич Лунин (1787-1845) писал: «Пребывание в Выборге считаю самой счастливой эпохою в жизни и расстался я с ним совсем не без горести», ему вторил декабрист Владимир Иванович Штейнгель (1783-1862): «После обозрения нас декабристов А.А. Закревским, положение наше во многом изменилось (к лучшему)…».




В 1828 году Арсений Андреевич был назначен министром внутренних дел и сразу ввел в министерстве строгую дисциплину, улучшил положение полицейских чинов. В 1830 г. в России началась страшная эпидемия холеры. Закревский боролся с ней традиционными для себя жесткими методами: зараженные районы были отделены от остальной России строжайшей системой карантинов; их население, по сути лишенное всяких связей с внешним миром, обрекалось на вымирание. Подобные меры произвели тяжелое впечатление даже на Николая I. В 1831 г. Закревский получил отставку за неудачу санитарных мер, принятых им (в 1831 холера появилась в Москве и Санкт-Петербурге). О своем жесткосердном министре Николай I вспомнил только после начала грандиозной европейской революции, которая его чрезвычайно напугала. Срочно понадобились люди "твердой "руки", и в 1848 г. Закревский был назначен генерал-губернатором в Москву. Доверие Николая I к Закревскому, объяснявшееся, очевидно, хорошим знанием натуры нового генерал-губернатора, было беспредельным. Широко известны слова царя, сказанные сразу после этого назначения: "За ним я буду как за каменной стеной». После смерти Николая I в 1855 году у Закревского стала уходить почва из-под ног. В 1859 г. накануне отмены крепостного права он получил отставку. Идею манифеста 1861 года Закревский не поддерживал, но, однако, в его имениях для крестьян обязательно строили школы и больницы, а сами крестьяне жили материально благополучно. После отставки Закревский в 1861 уехал во Флоренцию, где провел остаток своих дней в семье дочери. Скончался 11 января 1865. Похоронен в Италии.



Облик и манеры у Закревского были столь же характерны, как и его натура. Фигура - полная и в то же время осанистая. Обычная поза при приеме посетителей - левая рука уперта в бедро, правая - ладонью вперед плавает в воздухе, как бы благословляя или отталкивая собеседника. Лицо, как и полагалось в те тяжелые времена, гладко выбритое, с брезгливо выпяченной нижней губой. И, наконец, поразительная прическа: Закревский имел "чело, как череп голый", однако на самом затылке он каким-то чудом сохранил единственную прядь волос. Эта длинная прядь ежедневно завивалась парикмахером, и конец ее, завитый колечком, каким-то образом укреплялся на самой макушке. В общем, образ Арсения Андреевича Закревского, безусловно, неоднозначен. Как и отношение к нему современников. По характеристике князя П. В. Долгорукова, «Закревский — человек совершенно бездарный и даже тупоумный, чуждый всякой образованности, но довольно хитрый», «полный тип азиата». Историк М. М. Бородкин пишет: «Высшего образования А. А. Закревский не получил, но обладал здравым практическим умом, большой энергией и сильным характером. Своих целей он достигал всегда прямыми путями и чистыми средствами. Он благороден, скромен и спины своей никогда ни перед кем не гнул». Документы свидетельствуют о его педантичности, строгом следовании букве закона. Мемуары декабристов - о его человечности, доброте и отзывчивости. То есть, находясь в Финляндии, Арсений Андреевич Закревский оставался точным исполнителем закона, но сумел избежать лишней придирчивости и доставлял заключённым все те облегчения, которые были возможны. Закончить наши краткие заметки хочется словами легендарного Дениса Давыдова (1784-1839), дружившего с Арсением Андреевичем и писавшего ему как-то: «Сердце твое русское, твердость английская, а аккуратность немецкая» (не преминув, конечно, добавить, что последняя есть «единственное доброе качество сей нации»)

Добавлено спустя 44 секунды:
СемьяОтец — Андрей Иванович Закревский, отставной поручик, помещик Тверской губернии.

Мать — Анна Алексеевна Солнцева.

Жена — графиня Аграфена Фёдоровна Толстая, единственная дочь графа Ф. А. Толстого. Дети:

Лидия (30.6.1826 — 1884), крестница императора Николая I; с января 1847 г. замужем за Дмитрием Нессельроде (1816—1891), сыном графа К. В. Нессельроде; в 1859 г. при жизни первого мужа и без развода с ним стала женой князя Д. В. Друцкого-Соколинского, этот брак был признан незаконным по определению св. Синода;
Ольга (7.3.1833 — 23.5.1833).

Добавлено спустя 1 минуту 47 секунд:
Аграфена Федоровна Закревская (1799–1879), в пушкинском отрывке – Зинаида Вольская, была дочерью графа Федора Андреевича Толстого. В 1818 году Аграфена Федоровна вышла замуж за Арсения Андреевича Закревского (1786–1865), участника Отечественной войны, губернатора Финляндии, затем министра внутренних дел при Николае I (1828–1831), а в 1840–1850-е годы – губернатора Москвы. Дача Закревских находилась на той же Песочной набережной, в районе современного Вяземского сада. Необычный характер Аграфены Федоровны явственно обнаружился уже в первые годы ее брака. Петр Вяземский дал Грушеньке Закревской прозвище «медная Венера». Репутация у нее была блудницы и роковой женщины. А. Булгаков писал 11 сентября 1823 года: «Ох, жаль мне Закревского! Я давно об ней слышу дурное; все не верил, но, видно, дело так. Она была влюблена страстно в Шатилова; но этот, не успев ее образумить ничем, сказал мужу. И теперь, говорят, много проказ. Нет, брат, видно, карьера Арсения завершилась». Путешествие в Италию с отцом, там – новые скандалы. «Все уверены, что она сюда не будет вовсе, а останется в Италии. Я слышал, что на бале во Флоренции Кобургский объявил А.Ф. (Аграфене Федоровне. – Л.Я.), что не может ехать за нею в Ливорно; она упала в обморок и имела обыкновенные свои припадки». Отец с дочерью задержались в Италии до следующего года. Осенью 1823 года поползли упорные слухи, что Грушенька вообще не собирается возвращаться из Италии, где ее удерживал бурный роман с князем Кобургским, будущим королем Бельгии. О чудачествах графа Ф.А. Толстого, который, вероятно, совершенно не годился на роль опекуна странствующей в одиночестве красавицы, судачили в свете: «Много еще про него рассказывают проказ. Накупил пропасть всякой дряни, картин, манускриптов и проч. Право, пора им возвратиться, а ему не быть посмешищем иностранцев. Как все это должно огорчать бедного нашего Арсения! Он чувствовал, что от сей поездки добра не будет. Он заслуживает лучшей участи». Но Аграфена Федоровна прибыла из солнечной Италии как раз в тот момент, когда ее муж получил новое назначение – генерал-губернатором в Финляндию. 2Закревскую Пушкин воспринял как «Клеопатру Невы». Поэтому с ней принято связывать образ Нины Воронской в восьмой главе «Евгения Онегина», с которой Пушкин сравнил свою Татьяну:

Она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы:
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.

В 1835 году, когда Пушкин вновь возвращается к теме Клеопатры и пишет свои «Египетские ночи» и новый набросок прежней повести 1828 года о Зинаиде Вольской «Мы проводили вечер у кн. Д.», он делает неожиданный переход к замыслу Вольской, решившей провести эксперимент Клеопатры в современном Петербурге:

И кто постиг в душе своей
Все таинства ее ночей?..
Вотще! В ней сердце томно страждет –
Оно утех безвестных жаждет –
Утомлена, пресыщена,
Больна бесчувствием она...

На этом, в счущности, можно было бы и закончить скорее литературный, чем житейский сюжет, который питался впечатлениями 1828 года. В 1831 году муж Аграфены Федоровны вышел в отставку по причине расстроенного здоровья, как следовало из официальной версии, и после этого почти семнадцать лет жил как человек частный. Он занимался устройством домашних дел и управлением имениями своей супруги, так что много времени чета Закревских проводила в деревне, наездами появлялась в Москве и Петербурге, а иногда отбывала за границу. В 1848 году императору Николаю I вдруг вновь понадобились услуги Закревского. Он вызвал Арсения Андреевича и назначил его генерал(губернатором Москвы. На этом посту Закревский пробыл до 1859 года и память о себе оставил недобрую, отличаясь, по воспоминаниям современников, крайней реакционностью воззрений и личным самодурством. Хотя Аграфена Федоровна больше не занимала светскую молву громкими скандалами, что(то от материнского характера унаследовала, вероятно, ее единственная дочь Лидия. Будучи женой графа Дмитрия Карловича Нессельроде, сына российского министра, она неожиданно для всех в 1859 году покинула своего мужа и уехала за границу с князем Друцким(Соколинским. Рассказывали, будто Закревский заставил ее обвенчаться с князем при живом муже. Об этом скандале Закревский доложил императору Александру II только после отъезда дочери. Эти события послужили одной из причин его отставки. После этого он вместе с Аграфеной Федоровной покинул Россию и умер во Флоренции в 1865 году. Она пережила его и скончалась в 1879 году

Добавлено спустя 5 минут 27 секунд:
С 1820 года здесь на военной службе, а точнее, в своеобразной ссылке находился Евгений Баратынский. Она покорила не только поэта, но и его друга и сослуживца Н.В. Путяту, с которым Баратынский обменивался доверительными письмами. Аграфена Федоровна предстает в образе некающейся Магдалины, которая заглушает голод сердца неожиданным русалочьим хохотом:

Раба томительной мечты!
В тоске душевной пустоты
Чего еще душою хочешь?
Как Магдалина плачешь ты
И как русалка ты хохочешь!
Беги ее: нет сердца в ней!
Страшися вкрадчивых речей
Одуревающей приманки;
Влюбленных взглядов не лови:
В ней жар упившейся вакханки,
Горячки жар – не жар любви.

Интересный персонаж Арсений Андреевич .Продолжайте.

Ждем продолжения!

еще один друг Ермолова . командир 6-го пехотного корпуса, генерал от инфантерии, участник войн царствования Екатерины ІI, Павла и Александра I, бывший командиром 3-го егерского и шефом 7-го егерского полков, в 1812 г. — начальником главного штаба южной армии (Чичагова), в 1813 и 1814 г. — начальником главного штаба армии Барклая-де-Толли. Происходил из старого дворянского рода Ярославской губ. Родившись в начале семидесятых годов прошлого века (в 1772 г. примерно), первые годы своей жизни провел на родине, в родительском доме и, по обычаю своего времени и принадлежности к родовитому дворянству, в 1787 г. был записан сержантом в лейб-гвардии Преображенский полк. Воспитание в кругу старинной дворянской семьи поселило в нем с детских лет любовь к отечеству и чувство долга, чему он остался верен в течение своей продолжительной боевой службы. Привилегия остаться при родителях первые годы своей службы дозволила С. поступить в Московский университет, который он и окончил в 1791 г. Даровитый от природы, Ив. Вас. получил в университете солидное образование, много способствовавшее его служебным успехам впоследствии и дальнейшее развитие которого создало ему репутацию образованного и сведущего человека. "Умница и образованный Сабанеев", говорили о нем в армии. В том же 1791 г. он вступил в действительную службу и из сержантов гвардии был произведен в капитаны с назначением в Малороссийский гренадер. полк, но желание пройти боевую школу и практику заставило его проситься в Молдавскую армию для принятия участия в турецкой войне, что и исполнилось назначением его в эту армию с переводом в 1-й батальон Бугского егерского корпуса, шефом которого был столь известный впоследствии М. И. Кутузов. Через три недели, 28-го июня, 19-летний капитан С. уже участвовал в блестящем деле Репнина с великим визирем у Мачина, удостоившись первой своей боевой награды — Высочайшей благодарности. По заключении Ясского мира, в строю тех же бугских егерей, С. принимает участие в Польше в борьбе с конфедератами и на Кавказе в кубанском походе, после чего 4 года проводит в строю, в условиях службы мирного времени. С воцарением Императора Павла и с переформированием 5 февраля 1797 г. егерских корпусов в егерские батальоны, а впоследствии и в полки, С. назначается в 13-й егерский Кашкина и Гангеблова полк, с которым в составе корпуса Ребиндера, а затем Розенберга прибывает в Италию на усиление армии Суворова. После сражения при Нови С. в составе 13-го егерского полка преследует французов по дороге в Геную дни 5-го и 6-го августа, принимает участие в бою 6-го августа при Гави и в последующей затем осаде крепости Тортоны, причем за отличие в этих делах 26-летний капитан С. на восьмом году службы производится в майоры. Но наибольшие труды, лишения и боевые отличия под начальством великого Суворова ждали С. впереди, в беспримерном швейцарском походе, когда С. являлся начальником всех передовых постов колонны Розенберга. Во всех этих беспримерных по трудностям и героизму войск делах С. со своими егерями, действовавшими отдельными партиями, принимал самое живое участие. В трудном положении Суворова у Альторфа, когда он направился в Муттенскую долину, на корпус Розенберга была возложена обязанность прикрывать это движение с тыла против дивизии Лекурба, оставаясь у Альторфа целых двое суток, 16-го и 17-го сентября, дабы дать время протянуться войскам и обозам. И здесь егеря С., бодрствуя день и ночь и сражаясь впереди, много способствовали успеху выполнения задачи Розенберга. Имя С., как храброго и распорядительного егерского майора сделалось известным в войсках. В упорном и славном для русского оружия бою 19-го сентября в Муттенской долине "мы потеряли", говорит историк войны Милютин, "храброго майора Сабанеева". Раненый в руку пулей, неутомимый майор, постоянный начальник передовых постов авангарда при наступлении и арьергарда при отступлении, должен был оставить строй, и с этого времени кончилось фактическое участие С. в швейцарском походе. Отлично-примерная служба его обратила на него внимание как Розенберга, князя Багратиона и Милорадовича, так и самого Суворова, исходатайствовавшего ему за швейцарский поход чин подполковника и Анну 2-го класса с алмазами, высокую по времени (царствование Павла І) награду; два чина, значительный орден и репутация храброго и распорядительного офицера — были наградами С. за суворовский поход в Италии и Швейцарии. При следовании ли колонны Розенберга к Гларису, когда бывшие в обозе наши раненные могли быть захвачены французами, или же при занятии французами Альторфа, где большая часть раненных была оставлена на попечение французов, но только раненый майор С. очутился военнопленным Массены и, отправленный вместе с капитаном Селявиным и другими нашими ранеными офицерами в Нанси, оставался здесь до самого заключения мира с Франциею в 1801 г. Нахождение в плену не пропало однако даром для любознательного и недюжинного 27-летнего штаб-офицера, и он воспользовался своим пребыванием во Франции для теоретического изучения неизвестного тогда в Европе военного искусства республиканской французской армии. Общительный, образованный и наблюдательный, "ловкий, умный и пламенный в ощущениях", как рассказывает Михайловский-Данилевский, С. быстро сошелся с французскими офицерами и, пользуясь установившейся с ними дружбой, и посещая учения и беседуя с ними и, изучая одновременно действовавшие тогда во французской армии уставы, инструкции, наставления и руководства для действий войск в поле, основательно изучил постановку тактического дела и вообще полевой службы республиканской армии, в чем тогда французы во многом превосходили своих противников. Особенное внимание С. обратил на французские боевые порядки нарождавшейся тогда перпендикулярной тактики, на колонны, прикрытые густыми цепями застрельщиков, чему обучались все французские войска безразлично и что составляло тогда новость и тайну для Европы и в чем С. по роду своей службы в швейцарском походе и наблюдению в том же походе действий французов — имел одновременно и лично большую боевую практику. По возвращении из плена в Россию С., обогащенный теоретически и личным опытом, подал для представления Государю составленный им еще в Нанси "проект стрелкового учения", благосклонно принятый Государем, одобрившим "наблюдения русским офицером тайн военного искусства страны, с которой России предстояла борьба", а труд С. послужил основанием для составленного впоследствии "Руководства стрелкового учения". Вернувшись на службу, подполковник С. вступил в свой родной 13-й егерский полк, стоявший уже на турецкой границе в переднем Кавказе и переименованный в 12-й егерский, и ходил с ним в поход на Кубань, в землю черноморских казаков в 1803 году, участвуя в делах против закубанских горцев 4 и 12 декабря, за что и награжден орденом Владимира 4-й степени с бантом. Возвратясь с Кубани больным лихорадкой, С., здоровье которого уже пострадало в швейцарском походе, по совету врачей, 6-го января 1805 года вышел в отставку полковником и с мундиром. Между тем, на западе Россия вела войну с Наполеоном, и когда возгорелась вторая с ним война, то надобность в офицерах, особенно боевых, вынудила правительство вызвать отставных. Послушный воле своего Государя, С., не проведя и двух лет в отставке, вернулся вновь на службу 5-го января 1807 года с назначением на 35-м году своей жизни уже прямо командиром 3-го егерского Барклая-де-Толли полка, который и принял 5-го февраля того же года уже в Восточной Пруссии, в составе авангарда князя Багратиона, радостно встретившего своего боевого товарища по швейцарскому походу. Указывая на прекрасный состав начальствующих лиц авангарда Багратиона, Давыдов говорит: "артиллериею командовал Ермолов, а егерскими полками такие блестящие штаб-офицеры, как Сабанеев, Бистром, Вуич и Гогель", и действительно в боях Багратиона с Неем 24 и 26 мая и упорном бою 29 мая при Гудштадте, в последующих сражениях 29-го и 30-го мая при Гейльсберге, решительном сражении 2-го июня под Фридландом, где С. был ранен штыком в лицо, и в последующих арьергардных делах до перехода нашей армиею Немана, опытный и бывалый С. наряду с Ермоловым, Раевским, Вуичем и Эриксоном, заслужил громкую известность. Владимир 3-й степени и "золотое оружие за храбрость" — были наградами С. за участие в этой кампании, а командуемый им 3-й егерский полк, покрывший себя громкой славой, — получил серебряные трубы. С этого времени имя С. делается известным в армии; он снискал себе дружбу таких лиц, как Ермолов, а шеф полка ген.-лейт. М. Б. Барклай-де-Толли, ценя блестящую храбрость, распорядительность, образование, ум и образцовую честность, обратил на него свое внимание, сохранив к нему навсегда глубокое уважение. Вскоре по окончании второй войны с Наполеоном, Россия начала стягивать часть своих сил на Финляндской границе и к весне 1808 г. С. со своим полком находился уже в Нейшлоте, откуда в конце мая выступил с ним в Финляндию в составе "подвижного" корпуса г.-л. Барклая-де-Толли, следовавшего в м. Иорис, где 2-го июня полк С. имел первое дело со шведами, после чего, в составе того же корпуса совершил трудный марш по стране, кишевшей противником, занял г. Куопио и принял участие в отражении 17-го и 18-го июня нападений шведского генерала Сандельса. В средине июня полковнику С. вверен особый отдельный отряд, с которым ему указано открыть сообщение с граф. Каменским 2-м, оперировавшим в средней Финляндии, что им блистательно и было выполнено. С этого времени С. сошелся с гр. Каменским, известным впоследствии главнокомандующим нашей армиею в Турции, оценившим выдающегося полкового командира. Получив в финляндском походе третью по счету рану, С. вынужден был временно оставить строй и уже не принимать участия в дальнейшем покорении Финляндии. Только в августе следующего 1809 года С. вернулся к полку, застав его уже в Вестроботнии, в корпусе гр. Шувалова и принял участие в редко представляемом военной историею подвиге, переходе с артиллериею залива по льду весною, когда поля уже обнажились от снега и зеленели. Успеху этого дела гр. Шувалов во многом обязан был энергии и опытности начальника авангарда обходной колонны полк. С. По занятии после этого дела г. Умео и назначении командующим войсками в Вестроботнии гр. Каменского 2-го, кампания была вновь открыта и гр. Каменский 4-го августа вновь перешел в наступление, причем ввиду необеспеченности своих сообщений с главными силами и тылом гр. Каменский был вынужден прикрыть свое наступление сильным арьергардом, который он ввиду особой важности его значения вверил уже известному ему и испытанному полк. С. За славное участие в кампании 1809 года и главным образом за победы при Севаре и Ротане С. был награжден орденом Св. Георгия 3-го класса и был произведен в генерал-майоры на 37-м году жизни и на 18-м году службы в офицерских чинах, а предводимый им 3-й егерский полк получил "гренадерский бой". По заключении Фридрихсгамского мира вновь назначенный главнокомандующим армией, действовавшей против Турции, гр. Каменский 2-й просил у Государя себе в действующую армию двух сподвижников финляндской войны — Кульнева и С., назначенного по его ходатайству шефом 7-го егерского полка, уже находившегося к этому времени в Молдавской армии. В 1810 г. С. сдал 3-й егерский полк, которым со славой командовал три года непрерывной войны, и 5-го апреля того же года, как шеф 7-го егерского полка, прибыл в Турцию, где с полком и вошел в состав авангарда главной армии, предводимого его славным сподвижником по финляндской войне — Кульневым. В этой кампании С. явился с прочной и установившейся боевой репутацией и лицом, пользовавшимся особым доверием главнокомандующего. За быстрое и молодецкое взятие Разграда С. был награжден орд. Анны 1-й степени и арендой в 1000 руб. на 12 лет. По взятии Силистрии и Разграда, С. направился, согласно общему движению, к Шумле, по прибытии к которой на С. было возложено, совместно с генералом Левизом, овладеть важной к северу от Шумлы высотой, занятие которой решало падение Шумлы. Двухдневный упорный бой 11-го и 12-го июня, имевший целью взятие Шумлы открытой силой, кончился неудачей, что вызвало блокаду Шумлы, длившуюся весь июнь месяц. В числе частных начальников, отличившихся распорядительностью и мужеством, был и С., награжденный алмазными знаками на Анну 1-й степени. Обратившись затем к Рущуку, гр. Каменский 2-й оставил под Шумлой корпус, брата своего Каменского 1-го, трудное начальствование авангардом которого было поручено С. После двухнедельного спокойствия, великий визирь, усилив предварительно вылазки, 23-го июля, выйдя из Шумлы, напал на авангард С. Это нападение было отбито также, как и общее наступление визиря на весь подошедший к месту боя блокадный корпус. Главный виновник этой победы начальник авангарда г.-м. С. был награжден золотой шпагой "за храбрость", украшенной алмазами. В середине августа сосредоточение 40000 турецкого отряда Куманец-паши у Батина вынудило гр. Каменского, оставив действия под Рущуком и сняв блокаду Шумлы, сосредоточить свои силы у того же Батина. 26-го августа произошло сражение, главным деятелем которого на левом фланге был С., искусными движениями обошедший правый фланг турок и ударивший затем с тыла двумя колоннами на сильнейшее укрепление № 1. Дружный, своевременный и решительный удар в штыки войск С. на важнейшее укрепление и большой лагерь решил судьбу сражения, веденного было безуспешно другими начальниками. Для личной характеристики С. Батинское сражение, главную заслугу в котором ему приписывают все историки, интересно в том отношении, что к С. перешло управление боем на всем левом фланге, хотя здесь было много лиц старше его чином, что указывает на его несомненные дарования. Заняв главное укрепление, честный и благородный С., чуждый соперничества и преследования личных целей, немедленно содействует соседним колоннам, чем и упрочивает победу. Сражение у Батина, в котором С. проявил чисто суворовские качества — глазомер, быстроту и натиск, еще более упрочило его боевую репутацию и гр. Каменский указывал на него Государю как на одного из немногих высоко даровитых генералов своей армии. За Батин С. награжден сравнительно слабо — орденом Владимира 2-й степ. После Батинского боя С. блистательно исполнил два поиска в Тырново, после чего был назначен дежурным генералом армии, а заболевший в марте 1811 г. гр. Каменский 2-й отдает приказ (7-го марта) по армии — "обращаться по всем делам к С., распоряжения которого имеют силу приказаний главнокомандующего". С приездом в армию нового главнокомандующего Кутузова С., пользуясь и его доверием и сохранив должность дежурного генерала, получает одновременно назначение и командовать отрядами и, участвуя в поражении турок 22-го июня под Рущуком, с переходом Кутузова на левый берег Дуная, командует авангардом армии. После известного 2-го октября окружения Кутузовым турецкой армии, в котором С. деятельно сотрудничал Кутузову, ввиду особой важности завязавшихся с Турциею переговоров по влиянию их на события предстоявшей борьбы с Наполеоном в 1812 г., С. назначается вторым полномочным Бухарестского конгресса и по успешном выполнении возложенных обязанностей способствовать скорейшему заключению выгодного и почетного для России мира, производится в генерал-лейтенанты. 17-го мая 1812 г. главнокомандующим южной армиею назначается адмирал Чичагов, а С. начальником главного штаба этой армии, которая в июле двигается в Волынскую губернию пятью корпусами, одним из которых, 5-м или резервным, назначается командовать С., сохраняя должность начальника главного штаба южной армии, что доказывает высокое доверие и расположение к нему строптивого и требовательного Чичагова. 17-го сент. южная армия соединяется в Луцке с обсервационной армиею Тормасова и Чичагов принимает общее командование обеими, что значительно увеличивает значение и круг деятельности С., сохранившего должность начальника главного штаба соединенных армий и командира 5-го корпуса. Популярный и высоко почитаемый в армии, С. мало был оценен в Петербурге. Липранди говорит, что "Государь через Новосильцева прислушивался к голосу армии, ее боевой массы и Новосильцев указывал не тех лиц, на которых ссылались (аттестации) главные квартиры и штабы, почему и обратил внимание Государя, кроме уже известных Багратиона и Милорадовича, на менее известных до того — Баговута, Коновницына, а также и на Сабанеева, великие дарования которого были известны армии". Будучи также высокого мнения о С., партизан Давыдов утверждает, что Государь по чьим-то наветам считал С. пьяницей и что только Ермолов, лично знавший С., успел разуверить в том Государя. Во исполнение общего плана армия Чичагова, главным помощником и советником которого был С. в пяти колоннах двинулась к Березине и 10-го ноября Чичагов овладел Борисовым. Полагая, что переправа Наполеона состоится ниже Борисова, на что указывали Чичагову и Витгенштейн и сам Кутузов, на что наводили также слухи о появлении Шварценберга у Несвижа и Ново-Сверженя и введенный наконец в это заблуждение искусными демонстрациями Удино и самого Наполеона, Чичагов принял пагубное решение оставить Борисов и двинуться на юг к Шабашевичам. Опытный и бывалый С. поддержанный еще и другими генералами, тщетно настойчиво уговаривал Чичагова не торопиться решением, а повременить выступлением хотя бы сутки и выждать пока разъяснения обстоятельств. Упрямый адмирал не внял совету своего опытного и умного начальника штаба. Результатом рокового движения на юг Чичагова было устройство Наполеоном 14-го ноября переправы через р. Березину у сел. Студянки и утверждение французов на правом берегу реки. Несмотря на понесенные французами большие потери, атака 16-го ноября на правом берегу Березины кончилась для нас неудачей и Чичагов окончательно выпустил французскую армию, за что и подвергся суду истории. Некоторые историки обвиняют С. в несоответственном употреблении рассыпного строя в бою 16-го ноября, "к которому он имел особое пристрастие", что едва ли справедливо, и гораздо вернее неудачу здесь С. объяснить свойствами местности, недоразумениями, страшной усталостью наших войск и отчаянным сопротивлением французов. Голос армии обвинил тогда Чичагова в успехе переправы Наполеона через Березину, указывая на не принятый Чичаговым совет С. не оставлять Борисова и не торопиться выступлением на юг. Опасаясь осуждений Государя за пропуск им Наполеона, Чичагов на другой же день отправил в Петербург с оправдательными объяснениями С., "зная высокое о нем мнение Государя" и называя его в письме к Государю: "опытным, искусным и прямодушным генералом, который доложит Его Величеству все обстоятельства". Лорд Тэрконнель, бывший при армии, в письме к лорду Каткарту из Бриль (близ Студянки) 18-го ноября пишет: "ген. С. один из отличнейших генералов армии сообщит вам об операциях, что он знает отлично по положению и по способностям. Если бы последовали его советам, то Наполеон не ушел бы". Неудовольствие Государя на Чичагова отразилось на С. Император в Петербурге не принял его. Вернувшись в декабре обратно к 3-й западной армии, следовавшей к Висле и получившей на место Чичагова нового главнокомандующего, Барклая-де-Толли, С. занял должность начальника Главного штаба, деятельно сотрудничая Барклаю в начальных операциях 1813 г. и осаде и занятии Торна, за что и получил Александра Невского. По взятии Торна 3-я армия двинулась на Познань в Силезию и 5-го мая присоединилась у Бауцена к главным силам союзников. 3-го мая С. участвует в деле при Кенигсварте и в боях 8-го и 9-го мая у Бауцена, а по назначении после перемирия Барклая главнокомандующим главной армии, С. назначен начальником главного штаба этой армии, устройством которой, под руководством Барклая, и был занят весь период перемирия. С окончанием перемирия и вступлением в союз Австрии, Барклаю вверено предводительство лишь нашими и прусскими войсками в составе главной армии Шварценберга. В должности начальника штаба этих войск С. принимает участие в делах под Кульмом и Лейпцигом, за которые удостаивается алмазных знаков на Александра Невского и Владимира 1-й степени. В 1814 г. С. принимает участие в походе во Францию, в делах при Бриенне и Арсис-сюр-Обе, Фершанпенуазе и под Парижем, не раз принимая на себя лично руководство боем. По вступлении в столицу Франции Государь жалует С. 30000 рублей. В 1815 г. С. вторично выступает в поход против Франции уже начальником 27-й пехотной дивизии. Прощаясь со своим начальником штаба, честный и прямодушный Барклай говорит в приказе по армии 30-го апреля 1815 г.: "Приятной обязанностью считаю повторить генерал-лейтенанту Сабанееву перед всей армией изъявление уважения Государя Императора к его заслугам и достоинствам, объявленного мне рескриптом, и искреннюю мою благодарность за отличное усердие и деятельность в должности нач. главн. штаба, когда он был мне важнейшим помощником в затруднительных и славных кампаниях 1813 и 1814 годов, а по окончании их по приведению армии в надлежащее устройство. С огорчением лишаюсь отличнейшего сотрудника в надежде, что открывающаяся война представит мне случай дать ему новые доказательства неограниченной и справедливой доверенности моей". По вторичном низвержении Наполеона в 1815 г., С. с частью своего корпуса вернулся в Россию, где получил командование 8-м корпусом, переименованным вскоре в 6-й, и тогда же награжден пожизненною пенсиею в 4000 рублей. С 1816 г. С. ревностно занимается благоустройством и обучением своего 6-го корпуса, расположенного в Новороссии, и несмотря на известную уже строгость чуждых высоко образованному С. фронтовых требований наступившей "после Наполеоновских войн реакции", представляет корпус в отличном порядке в 1816 г. Вел. Кн. Константину Павловичу и в 1817 и 1823 гг. Государю, когда ему Высочайше жалуется чин генерала от инфантерии и 10000 десятин в Бессарабии. В 1824 г. С. с апреля по октябрь управляет 2-й армиею и за труды по ее управлению удостаивается Высочайшей благодарности, а в 1828 г. расстроенное здоровье вообще и особенно усилившаяся и давно его мучившая болезнь печени, на лечение коей С. с 1820 по 1823 г. получил 35000 руб., вынуждают его просить увольнения от командования корпусом, тем более, что честный Иван Васильевич не без горечи сознавал, что ему не под силу принять участие в предстоявшей турецкой кампании. Многолетний боевой опыт, усвоенный наблюдательным и живым умом, С. передавал войскам корпуса в своих постоянных указаниях, а покидая корпус оставил ему свод замечаний "О способе ведения войны в Турции" и радовался впоследствии получать известия о молодецкой службе в Турции воспитанного им корпуса. Поездка в Карлсбад мало облегчила страдания С. и он умер, возвращаясь в Россию, в Дрездене 25-го авг. 1829 г. на 57-м году жизни и похоронен в Одессе попечением своего старого друга и соратника многих кампаний Новороссийского губернатора М. С. Воронцова. По отзывам современников и указаниям историков войн, в которых С. принимал участие, он представляется человеком, одаренным светлым и живым умом, просвещенным многосторонним образованием и энергичным характером. Непоколебимое чувство долга, образцовая честность, страстная любовь к военному делу и желчный, несколько раздражительный темперамент дорисовывают характеристику этого недюжинного и светлого русского военного деятеля начала 19-го столетия, оставшегося сравнительно в тени частью по обстоятельствам, а частью по свойственной многим безвестным труженикам совестливой скромности.

Добавлено спустя 6 минут 29 секунд:
Награжден орденами: российскими – Св. Владимира 1-й и 2-й ,3й, 4 ст., Св. Александра Невского с алмазами, Св. Анны 1-й ст., Св. Георгия 3-й и 4-й ст.; иностранными: австрийскими – Леопольда 2-й ст. и Военным Марии Терезии 3-й ст., прусским – Красного Орла 1-й ст.; золотым оружием «За храбрость» с алмазами.

Я надеюсь,что список еще большой.

братья Вельяминовы второй сподвижник Ермолова . кстати они оба пра пра актера Вельямнова есть такой Совесткий , да и сейчас не помню жив не жив . 1ВЕЛЬЯМИНОВ Иван Александрович (1771–26.11.1837) – Западно-сибирский генерал-губернатор (1827–1834), генерал от инфантерии.
Из дворян Тульской губернии. Участник войн против Наполеона в 1805–1807 годах, 1812 и 1813 годах и Русско-шведской войны 1808–1809 годах.
В 1806 году награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. «в воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении 20 ноября 1805 года при Аустерлице против французских войск».
В 1807 году произведен в генерал-майоры с назначением шефом Кексгольмского мушкетерского полка. В 1808 году совершил с этим полком переход по льду Ботнического залива на Аландские острова; в 1810 году по суду отставлен от службы «за неудовлетворительное командование полком». В 1811 году Вельяминов был принят вновь на службу.
В 1812 году был назначен начальником 33-й пехотной дивизии, с которой действовал против маршала Макдональда, в 1813 году отличился при осаде и покорении Данцига. В 1814 году произведен в генерал-лейтенанты.
В 1818 году подавлял восстание в Империи.
Административная деятельность Вельяминова в Западной Сибири не оставила заметного следа. Известно, что Вельяминов переписывался с посетившим Сибирь известным немецким ученым А. Гумбольдтом и покровительствовал композитору А. А. Алябьеву. Особым влиянием при Вельяминове пользовался чиновник особых поручений Н. Ф. Кованько, которому удалось подчинить своему влиянию советников Главного управления Западной Сибири, оказывать давление при назначении на доходные должности в крае. После отставки с поста генерал-губернатора Западной Сибири Вельяминов был назначен членом Военного совета.
Похоронен в Даниловом монастыре в Москве.
Награды: ордена Св. Владимира 3-й ст. и 2-й ст., Св. Георгия 4-й ст., Св. Александра Невского, Св. Анны 1-й ст., Иоанна Иерусалимского почетный кавалер; прусский орден «Pour le Mérite»; золотая шпага «За храбрость», знак отличия «За XV лет беспорочной службы».
Портрет Вельяминова И. А. помещен в Военной галерее Зимнего дворца.

Добавлено спустя 1 минуту 13 секунд:
Воинский путь

Алексей Александрович Вельяминов по данным сытинской «Военной энциклопедии» родился в 1785 г. (10, с. 291). По мнению одного из дореволюционных биографов военачальника казачьего есаула Труфанова А.А. Вельяминов появился на свет в 1789 г. (33, с. 3). Однако, в формулярном списке генерала за 1834 г. ему значилось 46 лет (26, с. 9), следовательно, год его рождения – 1788-й. Вельяминов происходил из старинного рода дворян Московской губернии Подольского уезда, но, по свидетельству Г.И. Филипсона, «не имел никаких аристократических притязаний». Однажды за обедом один из подхалимов, рассчитывая доставить Алексею Александровичу удовольствие, сказал, что род генерала древний, и что в истории России Вельяминовы упоминаются ещё при Дмитрии Донском. Но командующий осадил льстеца: «Ну, это ты, дражайший, далеко хватил. При Иване Грозном действительно упоминается о Вельяминове, но видно был мошенник, за то и повешен» (36, с. 91). Семья Вельяминова обладала, видимо, довольно хорошим состоянием, т. к. за одним Алексеем Александровичем было записано 250 душ крестьян в Казанской и Курской губерниях. Практически ничего неизвестно о том, где воспитывался будущий военачальник. Однако, многие современники вспоминают, что он обладал обширными знаниями, особенно в математике. В графе послужного списка о познаниях было отмечено лишь то, что «грамоте по-российски и французски читать и писать умеет и артиллерийскую науку знает» (26, с. 9). Г.И. Филипсон в своих воспоминаниях отмечал: «Вельяминов хорошо, основательно учился и много читал; но это было в молодости. Его нравственные и религиозные убеждения построились на творениях энциклопедистов и вообще писателей конца XVIII века. За новейшей литературой он мало следил, хотя у него была большая библиотека, которую он постоянно пополнял. Он считался православным, но кажется, был деистом, по крайней мере никогда не бывал в церкви и не исполнял обрядов. Настольными его книгами были «Жильблаз» и «Дон-Кихот» на французском языке. Первого ему читали даже накануне смерти; изящная литература его нисколько не интересовала» (36, с. 92).

«На службу Вельяминов зачислен был по тогдашнему обыкновению, – писал В.А. Потто, – в лейб-гвардии Семёновский полк, и шестнадцати лет от рода был уже поручиком артиллерии» (30, с. 408). В 1804 г. Вельяминов был произведён в офицеры лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады. Участвовал в компании 1805 г. против Франции. В 1810 г. принял участие в русско-турецкой войне, а затем в Отечественной войне 1812 г. и в заграничных походах русских войск. «Боевая деятельность, начавшаяся под Аустерлицом и кончившаяся в стенах Парижа, – отмечал историк, – далеко выдвинула его из рядов сверстников. Раненый в руку при штурме Рущука, имея Георгиевский крест за блистательное участие в трёхдневном сражении под Красным, Вельяминов, тогда ещё штабс-капитан первой гвардейской артиллерийской бригады, уже обратил на себя особенное внимание Ермолова. По настоянию последнего в 1816 году он и был назначен на важный пост начальника штаба отдельного Грузинского корпуса. Через два года, на двадцать восьмом году от рождения, он был уже генералом» (30, с. 408). По воспоминаниям современников, Вельяминов сделался верным другом и помошником Алексея Петровича: «Они были на ты и называли друг друга Алёшей» (36, с. 91). Любя и почитая А.П. Ермолова как отца, Вельяминов под его началом стал настоящим «кавказцем». Ермолов широко пользовался административными и военными дарованиями Вельяминова, его энергией, огромной трудоспособностью и, наряду со штабной работой, постоянно поручал ему командование отдельными отрядами в экспедициях (10, с. 291). «На Кавказе, – по словам В.А. Потто, – Вельяминов поспевает всюду, где только могла встретиться надобность в его знаниях и энергии: закладывает вместе с Ермоловым Сунженскую линию, строит Внезапную, громит акушинцев, затем усмиряет бунт в Имеретии, гасит восстание в шамхальстве, играет влиятельную роль в покорении Кабарды – и, наконец, является в роли начальника центра и правого фланга Кавказской линии» (30, с. 408). «За благоразумные распоряжения во время прекращения бунта в Имеретии и Гурии» Вельяминову были пожалованы алмазные знаки ордена Св. Анны 1 степени, а «за поражение абадзехов и укрощение мятежа в Кабарде» – орден Св. Владимира 2-й степени большого креста. Генерал А.А. Вельяминов был одним из главных виновников победы русских войск над иранской армией в сражении под Елисаветполем. Современник вспоминал, что командующий русскими войсками И.Ф. Паскевич, не доверял ермоловским сподвижникам и даже подозревал, что они нарочно «подведут его под неудачу». Поэтому он хотел отступить под защиту Елисаветпольской крепости, и только настояние Вельяминова удержало командующего от этого намерения. Паскевич слез с коня, сел на барабан и погрузился в глубокие раздумья. В это время со стороны персов грянул первый пушечный выстрел, и началась канонада. Русские пушки молчали. «Вельяминов подъехал к Паскевичу и доложил, что время атаковать неприятеля. Паскевич поднял голову, сурово взглянул на подъехавшего и промолвил: «Место русского генерала под ядрами». Вельяминов молча повернул лошадь, выбрал курган перед фронтом, слез с коня и лёг на расстеленную бурку, под градом ядер, вырвавших несколько лошадей из его конвойной команды. Горячий по натуре и возбуждённый ещё более остановкой, князь Мадатов подскакал к Вельяминову и с упрёком спросил: что он делает и чего ждёт?

– Я исполняю приказание находиться под ядрами, – отвечал он с своею неподражаемою флегмою» (34, с. 170). Когда Паскевич, уступая настойчивости ермоловских любимцев, махнул рукой, Вельяминов и Мадатов не стали дожидаться разъяснений и атаковали иранские войска по всему фронту. В одном из писем приятелю Вельяминов сообщал: «13 го числа разбили мы у Елисаветполя самого Аббас-Мирзу, который бежал за Аракс не оглядываясь. Теперь все ханства очищены. Без сомнения, всё будет приписано теперь Паскевичу, но ты можешь уверен быть, что если дела восстановлены, то, конечно, не от того, что он сюда прислан, а несмотря на приезд его» (28, с. 186). Награждённый за это сражение орденом Св. Георгия 3-й степегни, Вельяминов, один из видных кавказских военачальников ермоловской эпохи на Кавказе, с отставкой А.П. Ермолова также должен был покинуть край и искать службы в России. Его назначают командиром 16-й пехотной дивизии, находившейся на европейском театре войны с Турцией, и в этом качестве А.А. Вельяминов участвовал в осаде Шумлы и в переходе через Балканы.

В 1830 г., писал В.А. Потто, «Вельяминов появляется опять на Кавказе, но уже облегчённый безусловным доверием фельдмаршала, – так немногие годы войны радикально изменили взгляды Паскевича на предшествовавшую ему эпоху и на её деятелей. Вельяминов, принадлежавший к числу тех людей, для которых почти не существует собственного «я», а есть только долг, исполнение службы да готовность принести себя всецело на алтарь отечества, не колеблясь, принял предложение фельдмаршала» (31, с. 244). Получив сначала 14-ю дивизию и успев, видимо, принять участие в подавлении польского восстания, Вельяминов в 1831 г. назначается командующим войсками Кавказской линии и начальником Кавказской области. Прибытие Вельяминова совпало с новым всплеском движения мюридизма. Направленный против имама Кази-Муллы в Дагестан, Вельяминов нанёс ему в октябре 1831 г. сильное поражение при Чир-Юрте.

«Я думаю, – писал в своих воспоминаниях Г.И. Филипсон, – не было и нет другого, кто бы так хорошо знал Кавказ, как А.А. Вельяминов; я говорю Кавказ, чтобы одним словом выразить местность, и племена, и главные лица с их отношениями и, наконец, род войны, которая возможна в этом крае. Громадная память помогала Вельяминову удержать множество имён и фактов, а методический ум давал возможность одинаково осветить всю эту крайне разнообразную картину. Из этого никак не следует, чтобы я считал непогрешимым и признавал все его действия гениальными» (36, с. 93).

С 1832 г. Вельяминов руководит строительством укреплений Геленджикской кордонной линии и Черноморской береговой линии. Постройка укреплений, прокладка дорого и просек сопровождалась постоянными стычками с горцами. Даже в бесперспективные в плане обороны укрепления на Черноморском побережье Вельяминов старался вложить весь свой военный талант. «Спуск к укреплению Кабардинскому, – вспоминал современник, – шёл по удобному шоссе, сделанном в предыдущем (1834. – О.М.) году Вельяминовым и напоминавшему римские работы. Это укрепление было устроено на одну роту. Очертание разбивал сам Вельяминов, старавшийся с особенной заботливостью дефилировать внутреннее пространство от неприятельских выстрелов. От этого укрепление получило форму, наименее пригодную для такого военного учреждения – форму стрелы с наконечником на одном конце и с перьями по обе стороны другого конца» (36, с. 109).

Помимо руководства боевыми действиями Алексей Александрович вынужден был заниматься и гражданскими делами Кавказской области, развитием торговли и промыслов, улучшением дорог. Именно Вельяминову город Ставрополь обязан своим сохранением и развитием. Когда император в октябре 1837 г. посетил город, раскисший от долгой непогоды и многочисленной слякоти, Ставрополь был настолько непригляден, что Николай I распорядился его упразднить и перенести на Кубань (4). Если бы Вельяминов, человек опытный, твёрдый и властный не объяснил государю, что более удобного в стратегическом отношении места для штаб-квартиры на Северном Кавказе не сыскать, приказ наверняка бы исполнили. До революции одна из ставропольских улиц называлась Вельяминовской (2, с. 72). Значилось имя Алексея Александровича и на карте Кубани. В 1864 г. на месте бывшего укрепления Вельяминовского было основано селение Вельяминовское, преобразованное в 1896 г. в г. Туапсе (27, с. 269).

Непосильные труды во славу Отечества подорвали здоровье генерала Вельяминова. Во время одной из экспедиций, заметив усталость солдат и желая подать им пример, Алексей Александрович 6 часов простоял в снегу, что привело к смертельному заболеванию. «У него открылась тяжкая водяная болезнь», – писал есаул Труфанов (33, с. 18). Когда местная медицина исчерпала свои возможности, Николай I прислал своего лейб-медика Енохина, но генерал от помощи его отказался и 27 марта 1838 г. скончался. По желанию Вельяминова его тело было отправлено в село Медведку Алексинского уезда Тульской губернии, где было имение генерала. Вместе с прахом Алексея Александровича из Ставрополя были увезены бумаги военачальника, весьма значимые для истории Кавказской войны. Часть их могла осесть в Государственном архиве Тульской области, но скорее всего потеряны для исследователей.

Стратег Кавказской войны

«Кавказ можно уподобить сильной крепости. Одна только безрассудность может предпринять эскападу против такой крепости; благоразумный полководец увидит необходимость прибегнуть к искусственным средствам, заложит параллели, станет продвигаться вперёд сапою, призовёт на помощь мины и овладеет крепостью» (Цит. по: 32, с. 47). Эти слова генерала А.А. Вельяминова как нельзя более характеризуют его стратегическое мышление и знание особенностей Кавказской войны. Активно используя систему А.П. Ермолова, Вельяминов творчески развил её, внёс изменения в связи с поменявшимися условиями, блестяще применил на практике боевых действий.

Ещё в 1828 г., готовясь покинуть Кавказ, Вельяминов представил Николаю I записку «О способе покорения горцев прочным образом». «Опыт прошедшего времени, – писал в ней Вельяминов, – не дозволяет сомневаться, что главнейший вред, какой терпела от горцев Кавказская линия, происходил всегда от конных набегов их. По сему думаю, что если мы лишим их возможность иметь такое множество лошадей, что между ними оне почти никакой цены не имеют; если мы поставим их в такое положение, что с большим трудом будут они доставать лошадей годных для хищнических своих предприятий, то отымем у них одно из главнейших средств делать нападения с успехом. Сего можно достигнуть, заняв казачьими поселениями места, изобилующие пастбищами» (7, с. 67). Местами, «изобилующими пастбищами» и необходимыми для занятия казачьими станицами, были, по мнению Вельяминова территории между Кубанью и Лабой, между Лабой и Урупом, по правую сторону р. Малки, по берегам рек Сунжи и Ассы. Перемещая укреплённые линии за Кубань и Сунжу, постепенно вытесняя горцев с плоскостей, истребляя у сопротивляющихся поселения и жилища, можно было, по убеждению генерала, силами Отдельного Кавказского корпуса при двух лишних дивизиях, присланных на время войны с Турцией, закончить войну в течении 6 лет. На это Вельяминов требовал сверх обычных сумм, отпускаемых на продовольствие войск, 14 млн. рублей. Насколько этот план был основателен и применим практически, «доказали позднейшие события когда, после многолетней бесплодной борьбы, пришлось обратиться к тому же проекту и дать средств гораздо более, чем требовал Вельяминов» (31, с. 8). Не случайно записка А.А. Вельяминова «была одним из любимых предметов чтения» генерала Н.И. Евдокимова (8, с. 621), который в 1864 г. блестяще завершил Кавказскую войну. Кровью и мучительными страданиями пришлось платить России за игнорирование пути, указанного Ермоловым и Вельяминовым: идти вперёд понемногу, но бесповоротно, осваивая контролируемые пространства казаками. Ю.Ю. Клычников справедливо считает, что в конкретных исторических условиях взгляды А.А. Вельяминова «были наиболее оптимальны, и твёрдое следование им позволило бы избежать дальнейшей многолетней войны, стоившей огромных жертв обеим сторонам» (19, с. 324). Однако, командующий Отдельным Кавказским корпусом И.Ф. Паскевич, осенённый лаврами победителя турок и персов, сгоряча пообещал тогда покорить Кавказ меньше чем за полгода. Иван Фёдорович предполагал проложить путь с Кубани на Геленджик, построить на этой дороге несколько укреплений и сделать их базой для действий отдельных отрядов. Из разных пунктов этой линии, названной Геленджикской, десять отрядов должны были наступать на запад, вытесняя горцев к морю. Затем Паскевич предлагал прорезать Кавказ другой линией, параллельной первой, но восточнее, и так далее до верховий Кубани, покоряя пространство этой линии. Посредством занятия на восточном берегу Чёрного моря разных пунктов предполагалось пресечь горцам сообщение с Турцией, с которой осуществлялась контрабандная работорговля, и откуда доставлялось оружие.

«Государь, – отдавая полную справедливость предположениям Вельяминова, – писал есаул Труфанов, – отозвался, что средства, требуемые им чрезмерно обременят казну, и что армию нельзя ослаблять, отвлекая 2 дивизии на такое долгое время от западной границы. Проект Паскевича был утверждён и Государь торопил его выполнение, тем более что в заложении береговой Черноморской линии видел могущественнейшее средство прекратить навсегда позорный торг людьми и особенно женщинами, продаваемыми в Турцию» (33, с. 16-17).

Все усилия Вельяминова, по словам мемуариста-современника, «избавили его только от облавы горцев» (36, с. 100), но он вынужден был строить Геленджикскую кордонную линию и укрепления на Черноморском побережье, уязвимые как с моря, так и с суши. «Черновые бумаги, собственноручно писанные Вельяминовым, – вспоминал Г.И. Филипсон, знающий штабной офицер, – поучительны и показывают его честное отношение к делу. Видно, что он без особенной ловкости лавировал, чтобы выставить неярко нелепости проекта (Паскевича. – О.М.), иногда пускался даже на неловкие любезности «вождю, со славою окончившему три войны», но от облавы решительно отказался» (36, с. 101). «Несогласие моё с мнением Фельдмаршала, – писал Алексей Александрович, – может происходить от того, что Его Сиятельство, занятый войной Персидскою, потом Турецкою и, можно сказать, мимоходом только видел войну Кавказскую». И далее: «В войне, так как и во всяком другом деле, средства должны быть соразмерны с предприятием. Небольшой отряд в шесть тысяч пехоты с ротою артиллерии и тысячею человек казаков пройдёт чрез самые затруднительные места Кавказа, если переход не будет продолжителен. Но сим средством нельзя достигнуть покорения горцев. Несмотря на присяги, несмотря на выделенных аманатов, они возвращаются к прежнему своевольству, к разбоям и хищничествам, как скоро войска выходят из земель их» (6, с. 81). Когда 12 декабря 1830 г. Паскевич с войсками двинулся против шапсугов, последние бросили аулы и попрятались. «Грозный отряд Паскевича, – читаем у Ф.А. Щербины, – разоривши несколько пустых аулов, возвратился обратно из-за Кубани» (38, с. 262). Единственным полезным результатом этого похода военный историк В.А. Потто считал «только личное знакомство Паскевича с краем да вынесенное им убеждение, что его система «вторгнуться в горы и пройти их по всем направлениям не обещает успеха […]. Пришлось и здесь остановиться на мысли медленного движения вперёд укреплёнными линиями с тем, чтобы в конце концов прорезать ими всё пространство от Кубани до берегов Чёрного моря» (31, с. 14).

В то же время Вельяминов советовал Паскевичу и Петербургу не отказываться от тактики проведения частных экспедиций – «репрессалий» против участников набегов. На замечания своих оппонентов он отвечал: «Нет сомнения, что экспедиции сии не могут служить к окончательному покорению горцев, но они необходимы для удержания сих хищных народов от вторжения в собственные границы наши […] если успешная оборона противу набегов почти невозможна, то что же будет удерживать горцев от нападения на селения наши, если отнимут у них страх равного воздаяния?». На замечание, что подобная тактика лишь раздражает горцев, Вельяминов отвечал: «Я готов согласиться с сим замечанием, если кто-нибудь докажет, что горцы оставят нас в покое, когда мы не будем нападать на них». По мнению генерала, «запрещение делать частные экспедиции в жилища горцев, отняв у них страх наказания, сделает их весьма предприимчивыми в набегах, и тогда едва ли кто-нибудь может ручаться за спокойствие Кавказской линии» (Цит. по: 19, с. 319).

При ведении боевых действий на Кавказе А.А. Вельяминов использовал систему, которая позволяла обучать войска в бою, сберегая в то же время личный состав. «Система, которой Вельяминов держался в своём чеченском походе, – отмечал В.А. Потто, – настолько оригинальна, что о ней не лишне будет сказать несколько слов. Он обыкновенно намечал себе пункт, к которому неуклонно шёл целым отрядом, а затем, достигнув его, тотчас располагался лагерем и ставил укреплённый вагенбург, откуда войска поочерёдно высылались небольшими колониями для истребления соседних аулов. Когда местность была опустошена, отряд переходил на новое место, опять устраивал лагерь, и опять колонна за колонной шла по всем направлениям. Таким образом достигались две цели: войска, вводимые в бой по очереди, приобретали практику и опытность в лесной войне, а вагенбург или укреплённый лагерь служил резервом для наших войск и угрозой для окрестных горцев, удерживая их от подачи помощи своим соседям. В результате выходило то, что войска везде встречали слабое сопротивление и несли ничтожный урон. Нельзя не пожалеть, что этот способ ведения войны впоследствии был позабыт, и войска двигаясь в чеченских лесах большими партиями, растягивавшимися на несколько вёрст, всегда несли огромные потери» (31, с. 253).

Наступательные операции Вельяминова в Чечне и Дагестане, которые сам он считал «злою необходимостью», нанесли серьёзное поражение движению мюридизма. Можно отчасти согласиться с мнением есаула Труфанова: «Не вина Вельяминова, если мюридизм, разбитый и загнанный им в горы, снова поднял голову, когда генерал-лейтенант Вельяминов был отозван на второстепенный театр по устройству Черноморской береговой линии, и стоил нам тридцатилетней войны» (33, с. 14).

«На каждый выстрел будем отвечать сотней…»

В 30-е годы XIX в., пожалуй, лишь только сами горцы по достоинству оценили своего противника Вельяминова. Выдающийся историк Кавказской войны Н.Ф. Дубровин отмечал: «Замечательно, что черкесы не пренебрегали и своими врагами, отличавшимися храбростью или смелостью: про них также слагали песни. Так черкесы воспевали подвиги генерала Вельяминова, которого назвали кизил-генерал или генерал-плижер, т. е. красный генерал по причине его рыжих волос; славили дело Круковского у станицы Бекешевской 1843-го и подвиг Засса на Фарсе в 1841 году» (15, 88). «У горцев мирных и немирных, - вспоминал Г.И. Филипсон, – имя его было грозно. В аулах о нём пелись песни; он был известен под именем Кызыл-Дженерал (т. е. рыжий генерал) или Ильменин» (36, с. 95). Н.Ф. Дубровин привёл один из текстов таких песен о Вельяминове: «Дети, не играйте шашкою, / Не обнажайте блестящей полосы, / Не накликайте беды на головы ваших отцов и матерей: / Генерал-плижер близок! / Близко или далеко – генерал-плижер знает всё, видит всё: / Глаз у него орлиный, / Полёт его соколиный. / Было счастливое время: / Русские сидели в крепости за толстыми стенами, / А в широком поле гуляли черкесы; / Что было в поле – принадлежало им; / Тяжело было русским, весело черкесам. / Откуда ни взялся генерал-плижер / И высыпали русские из крепостей; / Уши лошади вместо присошек, / Сидельная лука вместо стены; / Захватили они поле, / Да и в горах не стало черкесам житья. / Дети, не играйте шашкою, / Не обнажайте блестящей полосы, / Не накликайте беды на головы ваших отцов и матерей: / Генерал-плижер близок. / Он всё видит, всё знает. / Увидит шашку наголо, / И будет беда. / Как ворон на кровь, / Так он летит на блеск железа. / Генерал-плижер налетает как сокол, / Заклюёт как орёл, / Как ворон напьётся он нашей крови» (15, с. 88). Граф Стенбок вспоминал, что «сыны гор видели в нём (Вельяминове. – О.М.) силу неодолимую. Когда, бывало, слышали они: Вельяминов хочет, тогда, всякое сопротивление казалось для них невозможным; «Вельяминов идёт» значило: «нет никакого спасения» (Цит. по: 3).

Для Алексея Александровича, выученика энциклопедистов, Вольтера. Монтескье способ существования горцев и само их миропредставление были принципиально незаконны, алогичны. Их следовало силой заставить жить правильно (11, с. 197). В одном из рапортов военном министру Вельяминов так характеризовал ментальность кавказских народов: «Вашему сиятельству известно, что кавказские горцы находятся в большом невежестве. Исключая весьма небольшое количество людей, народы сии полагают, что вся Российская империя заключается в Кавказской области и в Черномории. Большая из них половина не знает даже всего пространства оных; не имеет понятия о большей части народов, населяющих самые Кавказские горы. Кумыки, чеченцы, карабулаки и ближайшие оных соседи не имеют понятия ни о Черномории, ни о горцах, обитающих близ берегов Чёрного моря; шапсуги, натухайцы, абадзехи не знают ни окрестностей Кизляра и Астрахани, ни горских народов, живущих около берегов Чёрного моря. Не удивительно, что при таком невежестве, полагают они себя довольно сильными, чтобы бороться с Русским правительством. Мнение сие нужно, кажется, между горцами уничтожить. Для сего, не отвергая иногда приходящих с покорностью, я даю однако же чувствовать всем горцам без исключения, что правительство не имеет необходимости в их покорности, и что те, от коих оная примется, должны почтить это за милость» (1, с. 739).

А.А. Вельяминов принадлежал к типу кавказских военачальников со сложившейся концепцией собственной и чужой жертвенности на алтаре государственных интересов империи. Двадцать лет он вёл напряжённую борьбу с горцами и на жестокие набеги отвечал не менее суровыми «репрессалиями». Он даже закрывал глаза на случаи перенятия кавказскими войсками черкесского обычая отрубать у убитых противников головы (21, с. 147), покупал у казаков черепа горцев и посылал их для антропологических исследований в петербургскую академию наук. Вряд-ли имеет смысл судить за это Вельяминова с точки зрения современных нравственных и правовых норм. Подобные оценки не раз встречаются в новейшей кавказоведческой литературе, но они совершенно игнорируют психологию эпохи. Если в наше время так называемых «общечеловеческих ценностей» поборники «Великой Ичкерии» не раз ужасали общественность демонстрацией отрезания голов и других частей человеческого тела, что можно говорить о средневеково-патриархальном Кавказе первой трети XIX века? «Принадлежа к числу тех людей, которые всецело приносили свою жизнь на пользу отечества, – писал о Вельяминове В.А. Потто, – он и в отношении других требовал такого же самопожертвования, которое считал нормальным в каждом человеке, и из подобных взглядов не исключал даже горцев, принявших покорность. Вот почему он не хотел разыскивать причин, которые заставляли мирных уклоняться так или иначе, от исполнения долга. А требовал от них того, чего должен был потребовать по своему характеру – безусловной верности. В этом убеждении он находил необходимым не выжидать уже исполнения общего плана Паскевича, а тушить пожар там, где он начинался. Он хотел показать и немирным чеченцам, говоря восточным изречением, «что у человека не должно быть двух голов и двух сердец» и что шатание между Кази-муллой и русским правительством может им дорого обойтись стоить» (31, с. 248).

Г.И. Филипсон был очевидцем приёма в Геленджике генералом Вельяминовым горских старшин, назвавшихся уполномоченными от натухайцев и шапсугов: «Депутаты горцев начали с того, что отвергли право султана уступать их земли России, так как султан никогда их землёю не владел; потом объявили, что весь народ единодушно положил бороться с русскими на жизнь и на смерть, пока не выгонит русских из своей земли; хвалились своим могуществом, искусством в горной войне, меткой стрельбой и кончили предложением возвратиться без боя за Кубань и жить в добром соседстве […]. Старик Вельяминов на длинную речь депутатов отвечал коротко и просто, что идёт туда, куда велел Государь, что, если они будут сопротивляться, то сами на себя должны пенять за бедствия войны, и что если наши солдаты стреляют вдесятеро хуже горцев, зато мы на каждый выстрел будем отвечать сотней выстрелов» (36, с. 110). Показательно, что в наши дни в ходе антитеррористических операций на Кавказе ведущие российские военачальники обращались к опыту Вельяминова и его современников по «дозированному» применению силы против непримиримых врагов. В беседе с корреспондентом генерал В.А. Шаманов говорил: «Сама жизнь однозначно доказывает, что излишний диалог, когда ты постоянно пытаешься избежать боевых столкновений, ни к чему хорошему не приводит: ни для самого населения, ни для армии. Ведь история всех кавказских войн, действия Ермолова, Паскевича, генерала Вельяминова ясно показывают, что только дозированное применение силы может заставить бандитов дистанцироваться от мирного населения и отступить вглубь территории» (35).

Видный адыговед Р.Х. Хашхожева, долгие годы посвятившая изучению жизни и творчества адыгского просветителя Хан-Гирея, высоко оценивает его проект по «гражданскому устройству» горских племён, отмечает неодобрительное отношение полковника к репрессивным методам завоевания Кавказа и кавказской политике царизма в целом. В том, что проект Хан-Гирея остался без внимания, исследовательница обвиняет кавказскую администрацию и, в частности, А.А. Вельяминова (37, с. 364). Но в действительности всё выглядело гораздо сложнее, чем это представляется уважаемой Раисе Халишховне. Миссия Хан-Гирея, выступавшего посланцем Николая I, и от имени императора призывающего покориться, была утопией чистейшей воды. Вельяминов только указал на абсурдность замысла Хан-Гирея – проповедовать покорность уже покорившимся равнинным племенам было бессмысленно, а непокорные никакой проповеди слушать бы не стали (11, с. 173). Генерал лишь указал неизвестному ему доселе полковнику выступить не от имени императора, а в качестве частного лица, путешественника-доброхота. Вельяминов хорошо понимал, что может ждать русского офицера (даже если он родом черкес!), вздумавшего явиться к непокорным горцам с предложением отдаться под власть императорского начальства (11, с. 173). Известно, что два года спустя генерал граф И.Р. Анреп-Эльмпт, назначенный начальником Лезгинской кордонной линии и будучи чрезвычайно храбрым и романтичным человеком, произвёл опыт, схожий с проектом полковника Хан-Гирея. Граф решил произвести «покорение враждебных обществ» силой своего красноречия. Когда горцы, обстрелявшие поначалу Анрепа и его небольшой конвой, спросили, чего он хочет, генерал ответил:

–Хочу сделать вас людьми, чтоб вы верили в Бога и не жили подобно волкам.

–Что же, ты хочешь сделать нас христианами?

–Нет, оставайтесь магометанами, но только не по имени, а исполняйте учение вашей веры.

После продолжительной беседы Анрепу спокойно сказали: «Ну, генерал, ты сумасшедший; с тобою бесполезно говорить». Это убеждение спасло Анрепа и всех его спутников от верной гибели: горцы имели религиозной уважение к сумасшедшим (11, с. 174).

Анреп действовал на свой страх и риск, и его провал принципиального значения не имел. Провал миссии Хан-Гирея, официально представлявшего императора, имел бы совершенно иной смысл. Сам факт обращения императора к горцам делал их высокой договаривающейся стороной и был истолкован ими диаметрально противоположно тому, как воспринимали их российские власти. Вспомним, что встреча Александра II с депутатами горцев спустя три десятилетия была воспринята абадзехами как слабость России, и они в очередной раз объявили русским священную войну. Поэтому умудрённый кавказским опытом Вельяминов и назвал проект Хан-Гирея «пустоболтаньем».

В то же время Вельяминов не был кровожадным человеком и искренно надеялся: «Когда горцы какими-бы мерами поставлены будут в необходимость прекратить хищническую войну, тогда без сомнения обратятся к земледелию и другим хозяйственным занятиям. Нравы их смягчатся, изменятся обычаи и образ жизни, явится желание иметь более удобностей в домашнем быту; разного рода промышленность будет непременным того последствием» (5, с. 134). Нередко случалось, что скот, отбитый русскими отрядами у абреков генерал «отдавал мирным, взамен угнанных у них беспокойными родичами; по большей части такое вознаграждение получали водворённые внутри линии. Горцы могли не жаловать Вельяминова, но убеждались, что тяготившая над ними рука, была и строго справедлива» (26, с. 8).

«Прекраснейшее открытие достойного человека»

На портрете, который, видимо, написал К. Фридриус (20, с. 82), Вельяминов изображён за письменным столом напряжённо работающим. Таким его запомнили многие современники. Г.И. Филипсон писал: «Если А.А. превозмогал свою лень, то своеручно писал огромные черновые бумаги разумно, толково, с полным знанием дела, но просто до сухости и без высшего притязания на фразёрство. Нужно сказать, впрочем, что лень Вельяминова часто происходила от его болезненного состояния. Он страдал геммороидальными припадками, которые иногда до того усиливались, что он не мог ехать верхом или на дрожках, и его, во время экспедиции однажды носили на носилках. В чертах лица его особенно заметны были тонкие губы, острые и редкие зубы и умные серьёзные глаза; он говорил всегда серьёзно, степенно и умно, но без педанства и напускной важности» (36, с. 94).

Остались изображения Вельяминова и в альбоме акварелей лермонтовского друга Н.И. Поливанова, которые разыскал и опубликовал лермонтовед Я.Л. Махлевич. Один из листов – «Экспедиция на Кавказе» изобразил генерала впереди свиты, пересекающего горное ущелье. Среди штабных офицеров Поливанов изобразил и себя в уланском мундире и в фуражке. Все офицеры, как это было принято в кавказских походах, на акварели – без эполет, с черкесскими шашками на узких ремнях через плечо (24, с. 73). На другой акварели – «Привал на Кавказе» Вельяминов сидит на барабане и играет с охотничьими собаками. Современник вспоминал: «В минуты досады только собака могла развеселить его (Веляминова. – О.М.) своими ласками. Ей позволялось прыгнуть на него с грязными лапами, замарать платье, лизнуть куда попало; он начинал её гладить, называть по имени, и пасмурное лицо его прояснялось» (Цит. по: 24, с. 76). Безусловно, художник разделял всеобщее восхищение личностью командующего. А вот как характеризовал генерала А.С. Грибоедов: «Вельяминов – чрезвычайно неглупый человек, твёрдых правил, прекраснейших сведений […]. Я этому случаю благодарен за прекраснейшее открытие достойного человека» (13, с. 256).

Когда студент Московского университета Александр Полежаев был отправлен рядовым на Кавказ за вольнодумные стихи, Вельяминов взял его в поход, а затем представил к награде – «возвращению унтер-офицерского звания и дворянского достоинства». Благожелательность генерала значительно облегчила судьбу поэта. Зато и Полежаев воспел Вельяминова в своей глубоко реалистичной поэме «Чир-Юрт»:

Заряд на полке, всё готово!

На сердце дума: верно, в бой!..

Но вопросительного слова

Не знает русский рядовой!

Он знает: с нами Вельяминов –

И верит счастливой звезде.

Отряд покорных исполинов

Ему сопутствует везде.

Он знал его давно по слуху,

Давно в лицо его узнал…

Так передать отважность духу

Умеет горский Ганнибал!

Он наш, он сладостной надежде

Своих друзей не изменил;

Его в грозу войны, как прежде,

Нам добрый гений подарил!

Смотрите, вот любимый славой!..

Его высокое чело

Всегда без гордости светло,

Всегда без гнева величаво.

Рисуют тихой думы след

Его пронзительные взоры.

Достойный – видит в них привет,

Ничтожный – чести приговоры…

Он эти взором говорит,

Живит, терзает и казнит…

Он любит дело, а не слово…

С душою доброю – он строг;

Судья прямой, но не суровый,

Бесстрастно взыщет он за долг;

За чувство истинной приязни

Он платит ласкою отца;

Никто из рабственной боязни

Не избегал его лица;

Всегда один, всегда покоен;

Походом, в стане пред огнём,

С замёрзлым усом и ружьём

Нередко греется с ним воин…

Куда ж поход во тьме ночной?

Наш полководец не обманщик,

Его ответ всегда простой:

«Куда ведёт нас барабанщик…» (29, с. 174-175)

Вельяминов покровительствовал и сосланным на Кавказ декабристам, разрешал им поездки на Кавказские минеральные воды для поправления здоровья, ходатайствовал о пожаловании им боевых наград. Большую роль сыграл генерал и в судьбе М.Ю. Лермонтова. После известных стихов на смерть Пушкина влиятельные друзья командировали поэта в отряд генерал Вельяминова с надеждой: «Два, три месяца экспедиции против горцев могут быть ему не бесполезны – это предействительное прохладительное средство… а сверх того лучший способ загладить проступок. Государь так милостив, что ни одно отличие не останется без внимания его» (Цит. по: 22, с. 254). На стороне поэта, видимо, был и сам Вельяминов. По воспоминаниям одного из участников Закубанской экспедиции у генерала состоялся разговор с бароном Г.В. Розеном, командующим Отдельным Кавказским корпусом, «нащёт Лермонтова».

В лермонтоведении последних десятилетий прочно утвердилось мнение, что Михаил Юрьевич не участвовал в экспедиции генерала А.А. Вельяминова 1837 г. Однако нам представляется, что заслуживает внимание и позиция первого научного биографа поэта П.А. Висковатого, а также глубокая статья талантливого, к сожалению, безвременно ушедшего геленджикского историка М.Г. Минеева, проливающего свет на события октября 1837 г., когда Лермонтов был прощён и возвращён в гвардию. Минеев, на наш взгляд, убедительно опровергает версию советских лермонтоведов о фальсификации послужного списка поэта, где указывалось его участие в закубанском походе А.А. Вельяминова. Обнаруженный В.А. Захаровым документ о прощении Лермонтова (16, с. 80) вовсе не свидетельствует о том, что поэт в Геленджике не был. В глазах царя, не склонного прощать проступки, подобные совершённому Лермонтовым, он заслужил прощение ничем иным, как участием в боевом походе генерала Вельяминова, поскольку других заслуг за ним просто не числилось (25, с. 21). Известно, что экспедиция Вельяминова действовала в тесном контакте с Черноморским флотом, и любой офицер, получив отпуск для отдыха и лечения, мог без труда попасть в Анапу, Геленджик, или Тамань (25, с. 24). Довлеющие стереотипы, взгляд на поэта как антагониста имперской России, не всегда позволяет объективно судить о реалиях кавказской действительности конца 30-х годов XIX в. (23). Ещё П.А. Висковатов писал, что вельяминовская экспедиция 1837 г. дала Лермонтову превосходный материал для многих гениальных произведений, вдохновила на переделку «Бородина» (9, с. 237). По версии лермонтоведа А.В. Попова именно генерал А.А. Вельяминов, участник Отечественной войны 1812 г. своими воспоминаниями способствовал созданию бессмертного творения. Правда, Г.И. Филипсон, не жаловавший Лермонтова, утверждал, что поэт не был в отряде и вообще на берегу Чёрного моря. Но П.А. Висковатов, отметив предвзятость Филипсона, справедливо указывает не только на записки А.Е. Розена (9, с. 243-244), но и на строчки из лермонтовского «Листка»: «У Чёрного моря чинара стоит молодая…» – вспоминал Михаил Юрьевич прибрежную картину, открывшуюся при движении войск вельяминовского отряда (9, с. 236).

По небу раскинула ветви она на просторе,

И корни её умывает холодное море.

И действительно, если мы вспомним, что чинара (чинар, платан восточный) крайне теплолюбивое дерево, во времена Лермонтова росла только на Черноморском побережье (в Екатеринодаре, например, по сведениям В.П. Бардадыма, появилась только в конце XIX в.), то придётся более скептично отнестись к некоторым аргументам лермонтоведов. В частности о том, что если бы поэт участвовал в экспедиции А.А. Вельяминова, это как-нибудь отразилось в его творчестве. Стихотворение памяти Александра Одоевского, скончавшегося на Черноморском побережье, также плохо укладывается в такие аргументы.

А.А. Вельяминов и русская культура – тема открытая, и конечно же требует дальнейших размышлений и разысканий.

«В рядах и станицах казаков»

«Для покорения Кавказа нужны не укрепления, а казачьи станицы», – заявил в своё время А.А. Вельяминов, полемизируя с проектом командующего Отдельным Кавказским корпусом генерала И.Ф. Паскевича. Знание жизни и быта кавказского казачества, его боевых возможностей давало генералу такую уверенность. Линейные казаки были участниками многих славных походов Вельяминова против горцев, грабивших Кавказскую линию. После того, как кабардинцы дотла разорили Темижбекские хутора и селение Круглолесское, а всех жителей с имуществом и скотом забрали в плен, Вельяминов с отрядом перешёл Кубань и разгромил вражеские аулы. Оправившись от погромов, черкесы под предводительством храброго вождя Али-Кара-Мурзина начали нападения на Кубанскую линию. Тогда в апреле 1825 г. Вельяминов вновь появился на Кубани и пошёл на аул Кара-Мурзина. Селение было разорено, а абрек пал от руки храброго командира Кубанского полка Е.М. Дадымова. «Никогда, – писал есаул Труфанов, – кабардинцы и черкесы не терпели такого страшного поражения, нанесённого столь ничтожной горсткой казаков. «Кто не был там, на месте пепелища, – говорит Вельяминов, – то почтёт сказкою, чтобы 350 казаков могли пройти через такие неприступные места и сделать такое страшное опустошение» (33, с. 9). Затем Вельяминов наказал за набеги абадзехов и, одновременно, положил начало освоению края, где потом мирно жили казаки Майкопского отдела. По словам есаула Труфанова, имя генерала Вельяминова было прославлено «в рядах и станицах казаков» (33, с. 12). Осознавая важность казачества для освоения Кавказа, генерал в 1832 г. руководил организацией Кавказского Линейного казачьего войска. По его настоянию войско было увеличено обращением в войсковое сословие 33-х селений однодворцев, крестьян и некоторых грузинских и армянских поселений (4). Правда, первый атаман Кавказского Линейного казачьего войска генерал-майор Пётр Семёнович Верзилин почему-то не пользовался расположением Вельяминова. Может быть, дело было в стремлении Верзилина, подобно многим новичкам на Кавказе, приукрасить свой мундир излишними деталями и украшениями, что коробило старых «кавказцев». И.В. Бентковский рассказывал: «Однажды в Ставрополе, к дому, занимаемому командующим войсками, подъехал на извозчике генерал в черкеске, воротник которой, обшлага на рукавах и карманные клапаны были вышиты генеральским шитьём, а на голове кабардинская папаха с белым султаном, как у донских генералов. Вельяминов, увидев в окно кибитки приехавшего, спросил случившегося при нём адъютанта:

–Это что за гороховый шут?

–Генерал Верзилин, – отвечал адъютант.

–Не принимать.

Так на этот раз Верзилин, проживший несколько дней в Ставрополе, не добился аудиенции у Вельяминова (4).

Занимаясь обустройством новых станиц, Вельяминов много внимания уделял их обороне от набегов горцев. В делах фонда 377 Государственного архива Ставропольского края сохранился любопытный документ – приказ по войскам, расположенным в Кавказской линии и в Черномории от 30 марта 1832 г. В этом документе Вельяминов подробно регламентирует обязанности линейных казаков. «Усиливавшиеся на Кавказской линии хищничества,– пишет генерал, – заставляют думать, что беспечность частных по кордонам начальников даёт большие к тому удобства» (12, л. 5). Поэтому он приказывал иметь на постах предписанное число казаков, выставлять от постов не только на ночь, но и днём секреты: «На ночь выставлять их тогда, как уже смеркнется, а на день перед рассветом, чтобы неприятель не мог видеть, где они расставлены». Начальники постов и кордонов должны были постоянно проверять несение службы. «Есть ли во время дня, или ночи замечена будет где-нибудь хищническая партия, то немедленно давать знать соседственным частям и резервам. Преследуя хищников, употребить всевозможные старания к истреблению или поимки оных» (12, л. 5).В своих рекомендациях Вельяминов исходит из опыта Кавказской войны: «Хищники после сделанного ими грабежа нередко скрываются в степях и выжидают, чтобы произошедшая от хищничества тревога окончилась и преследовавшие хищников команды возвратились в свои места. Для сего нужно, чтобы в случае хищничества поиски продолжались несколько дней сряду и не только в окрестностях того места, где проишествие случилось, но некоторое от оного разстояние по всем направлениям; ибо хищники, как известно, почти никогда не возвращаются теми местами, как приехали». На наш взгляд, актуальны в свете сегодняшних боевых будней Кавказа рекомендации Вельяминова: «Хищники, встречаясь с разъездом, который сильнее их партии, нередко сказываются мирными. В таких случаях начальники разъездов обязаны подробно расспрашивать, кто они такие, откуда, куда и зачем едут. Есть ли в ответах их найдётся что-нибудь подозрительное, есть ли сверх того применено будет, что они искали скрываться, ехали не по дороге, но степью и скрытыми местами, в таком случае брать их и представлять начальству. Есть ли же станут сему сопротивляться, то действовать оружием, как против неприятеля».

В трудах историков кавказского казачества мы находим немало страниц описаний тревожного быта казачьих станиц пограничных линий. Однако, видимо, впервые чётко сформулировал правила жизни линейцев в своём приказе Вельяминов. Не случайно этот документ оказался в личном фонде И.Д. Попки, а затем использовался в трудах К.К. Абазы, Ф.А.Щербины, В.Г. Толстова и др. «В казачьих полках, – пишет А.А. Вельяминов, – станичные начальники обязаны наблюдать, чтобы на ночь ни овцы, ни рогатый скот, ни лошади не оставались в поле; но что бы всё загонялось в станицу засветло, немедленно по захождении солнца. Ещё более наблюдать должно, чтобы люди, особенно женщины и дети были в означенное время в домах своих […]. В каждой станице иметь на ночь караул, от коего ставить часовых на углах станичной ограды, за которою нет уже казачьих домов. Есть ли где случится разстояние между углами велико, то посредине ставить ещё одного часового, или более, смотря по надобности. Въезды должны быть заперты от вечерней зари до утренней. Караулы в станицах должны содержать отставные казаки не старше шестидесяти лет и малодики не моложе шестнадцати». За беспечность Вельяминов грозил строго взыскивать со станичных атаманов, кордонных начальников и полковых командиров. Генерал приказывал, чтобы в поле «казаки выходили на работу непременно вооружённые; чтобы их было вместе не менее пятидесяти человек, кои днём во время работы и могут разделиться по своим участкам, для отдыха же и на ночь, должны сходиться все в одно место, сгонять туда же рабочий скот и лошадей, и во всю ночь иметь от себя бдительных часовых. Один из казаков каждой партии должен быть начальником. В сию временную должность назначать расторопнейшего и храбрейшего. Тогда хищники не осмелятся нападать на подобную партию, или в случае нападения встретят столь сильный отпор, что не покусятся в другой раз на подобное предприятие» (12, л. 6).

Для противодействия вторгнувшимся в границы войска скопищам неприятеля Вельяминов приказывал наладить систему наблюдения и оповещения ближайших станиц и расположений воинских частей.

Не щадивший себя ради Отечества, Вельяминов порой был суров к тем, кто нёс службу спустя рукава. Г.И. Филипсон вспоминал об Алексее Александровиче: «Деятель Ермолова, он не стеснялся в мерах, которые должен был принимать в некоторых случаях. Деспотические выходки его были часто возмутительны. Однажды, узнав, что конвой от Донского полка, при появлении горцев, бросил проезжающего и ускакал, что, по произведённому дознанию, в этом полку было множество злоупотреблений, он послал туда штаб-офицера и приказал арестовать полкового командира и всех офицеров, а казаков всего полка по именному списку высечь ногайками. Донцы, конечно, подняли большой шум, и Вельяминову был сделан секретный высочайший выговор» (36, с. 95).

Невысоко, вслед за своим другом и учителем А.П. Ермоловым, А.А. Вельяминов оценивал боевые качества черноморцев. Вообще, писал Г.И. Филипсон, «черноморские казаки были у всех начальников в загоне и держались в чёрном теле. Это ошибочное мнение разделял и Вельяминов. Четыре пеших полка этого войска взяты были в состав отряда преимущественно, как рабочая сила при постройке укреплений. На них лежала вся чёрная работа при движениях и расположении отряда». Правда, начальство черноморского казачества «не только не протестовало против такой несправедливости, но находило в том свою выгоду» (36, с. 104-105).

Тем не менее, заслуги генерала Вельяминова в формировании и обустройстве кавказского казачества, руководстве в военных походах были велики. Высочайшим приказом от 26 августа 1904 г. «в вечное сохранение и напоминание славного имени военачальника, водившего войска к победам» было повелено 1-му Урупскому полку Кубанского казачьего войска именоваться 1-м Урупским генерала Вельяминова полком (с 9 апреля 1906 г. – 1-й Линейный генерала Вельяминова полк) (18, с. 123).

Подведём итоги. Генерал-лейтенант А.А. Вельяминов принадлежал к особому типу «настоящих кавказцев», чья жизнь проходила в этом краю, отличавшегося от уклада остальной России. Как и другие «кавказцы», выполняя свой воинский долг перед Отечеством, Вельяминов старался трезво оценивать стратегию империи и неприятеля. Кавказская война не знала «гуманистических предрассудков» (Я.А. Гордин): для просвещённейшего военачальника вольтерьянца Вельяминова цель оправдывала средства. Впрочем, генерал в своём служении Российской империи не щадил и себя, а также собственных солдат и казаков. В подавляющем большинстве случаев наш герой не сомневался в необходимости и справедливости дела, которому посвятил многие годы, в которое вложил свою душевную энергию, отдал физическое здоровье. Историческое самосознание кавказских военачальников определялось твёрдой уверенностью в монументальности совершаемого. Они не просто защищали и расширяли пределы империи, что само по себе было некой установкой для русского человека, но и преобразовывали мир. Не случайно действия Вельяминова в оценках современников ориентированы на античные образцы: «горский Ганнибал», «римские работы» и др. Мир Вельяминова, как и мир тогдашней кавказской действительности в целом был миром резких контрастов, своеобразной энциклопедией проблем, которые Россия пыталась решить на Кавказе, где удачные решения, настроения и идеи, соседствовали с глубокими и трагическими заблуждениями. Кавказская драма, развернувшаяся на наших глазах, во многом заставляет вспомнить опыт минувшего. Жизненный путь и полководческая деятельность Алексея Александровича Вельяминова в этом отношении более чем поучительны.

Добавлено спустя 1 минуту 8 секунд:
Большими странностями также отличался командующий на Кавказе и в Черномории генерал Вельяминов[25], известный славный сподвижник войн -1812 и 1814 гг. Проживая в Ставрополе со всем штабом, генерал выказывал много оригинального в своем характере. Так, он имел привычку говорить почти всем «дражайший», но видеть его можно было только тогда, когда он отправлялся в экспедицию против горцев, иначе он не выходил из комнат занимаемого им дома. Отправляясь в экспедицию, на вопрос подчиненных ему генералов - куда? - он обычно отвечал: «Дражайший! барабанщик вам это укажет!» В походе он ходил подобно Наполеону I в сером коротком сюртуке сверх мундира. У него был открытый стол, к которому приглашались все небогатые офицеры и штабные. Сам он никогда не выходил к столу, кушаний с этого стола не вкушал, а ему подавали в его кабинет одно особое кушанье - ужа под жёлтым соусом, так называемого желтобрюха, откормленного прежде молоком. Это кушанье он чрезвычайно любил. Вельяминов был одинок и умер от полной апатии ко всему.

Добавлено спустя 43 секунды:

ага бесконечный

Отличная шутка .