«Я познакомилась с ней (Татьяной Николаевной Бобринской) на Балу Российского Дворянского
собрания в Нью-Йорке. Кто-то рядом со мной восторженно прошептал: «О, это же
графиня Бобринская» и кивнул в сторону столика, за которым сидели консул России А.
Юшманов и Председатель Российского Дворянского собрания К.И. Гиацинтов. Я тут же
увидела элегантную даму в черном платье, с восьмиконечным белым крестом на шее. Ее
невозможно было не заметить – благородство и независимость сквозили в каждом ее
движении. Но вместе с тем она не казалась чопорной, с первого взгляда в ней угадывалась
простота интеллигентного человека.»

«Идея Ордена Госпитальеров очень увлекла моего мужа и по его настоянию в 1973
году, в Нью-Йорке собрались на большой совет командоры Ордена – князья
Белосельский-Белозерский, Волконский, Щербатовы, Трубецкие и другие. На этом
собрании мой муж, граф Николай Алексеевич Бобринский, прямой потомок
Екатерины II, был выбран Великим Приором ордена. Почему он? Наверное, потому,
что он был большой энтузиаст и, кроме того, самый близкий по происхождению
к дому Романовых. Ну и моложе всех остальных лет на 20. (смеется).

Выпуск вышел.
Упакован в полиэтилен, тк с каталогом)))

А у меня без полиэтилена и без каталога.

А у Вас какой регион?

Когда наконец скомандовали «стоять вольно», хорунжий приветливо кивнул головой соседу Ливитина, гардемарину графу Бобринскому. Юрия это укололо: титулованная каланча знала решительно весь Петербург — гвардию, министров, двор и промышленных тузов — и ненужно хвасталась этими знакомствами. Так и сейчас, он немедленно сообщил соседу слева:
— Вы знаете, кто это? Как же! Князь Вадбольский, знаменитый тонняга!.. В прошлом году просадил в карты пятьдесят тысяч, которых у него никогда не было, какой-то болван с ним на мелок вздумал играть… Его хотели из полка вышибить за игру в долг, а он, не будь дурак, сейчас же к Демидовой, — ну, знаете, божья старушка с молодыми грехами? — он тогда при ней состоял… Браунинг на стол и вексель: либо стреляюсь при вас же, либо платите! Старушка покряхтела, но вексель подмахнула… Вот мы потом хохотали! Что называется, не растерялся: любишь, так доказывай…
Юрий поморщился и сказал специально, чтобы досадить графу:
— Прямое свинство: Морской корпус — и казаки!.. Могли бы хоть пажей против нас поставить!
— Ерунда, дорогой мой, — тотчас отозвался Бобринский, покачивая своей несоразмерно маленькой головой. — Что пажи? Пажи — вздор, пажами не удивишь, а вот поищите-ка во Франции таких иродов! Экие морды — жуть! Кстати — вы знаете, почему мы здесь?
— А ну, граф, поври, — непочтительно сказали из второй шеренги.
— Господа, внимание! Бобрище имеет свежую сплетню!
— Я не вру, отец рассказывал. Когда Сазонов уговаривался с послом о церемониале встречи, он насчет этих казаков сострил: «А не испугают, мол, президента, эти великолепные и страшные молодцы? Но они одеты в красное, а мне кажется, что республиканскому сердцу может быть только приятен красный цвет?» Палеолог ответил неподражаемо: «Конечно. Но глаз француза наслаждается им вполне лишь тогда, когда он гармонически соединен с белым и синим…» Сазонов в долгу не остался и тотчас же позвонил Григоровичу, прося прислать сюда нас, обязательно в форменках…